колоколов.
Во всеобщей суматохе, царившей в замке, на прибытие кавалькады, возглавляемой де Энфранвилем, никто не обратил внимания. Съезжающиеся дворяне и орды их слуг суетились, озабоченные тем, чтобы добыть угол для ночлега и место в конюшнях.
Как сказал де Энфранвиль, замок был значительно перестроен со времени его последнего приезда сюда. Он показал на новое крыло и великолепную новую башню, доверительно сказав:
– Я слышал, он привез мастеров из самой Венеции и Флоренции, а на крыше сделаны резервуары, откуда дождевая вода подается в туалеты и кухни.
Шагая к комнатам для гостей, они всюду видели следы продолжающихся работ, натыкались на груды строительного мусора. Многие коридоры начали обшивать деревянными панелями; в длинных галереях оштукатуренные стены были украшены огромными красочными фресками, еще не совсем завершенными.
Пока Хью, Донел, Санча и ее служанка Гасти устроились в тесной комнате для гостей и начали готовиться к ночному празднеству, прошло несколько часов.
Гасти возилась с волосами госпожи. Она никак не могла уложить их в прическу, и Санча догадывалась почему. Всякий раз, когда рядом появлялся Донел, взгляд Гасти неотрывно следовал за ним. В результате она больно дергала за волосы, а вместо прически на голове у Санчи появлялось что-то невообразимое. Терпение у нее истощилось, но наконец, после того как был принесен последний узел, Хью отослал Донела ночевать к Мартину, в лагерь у литейной мастерской.
Когда Донел ушел, талант Гасти проявился во всей полноте. С обычным выражением угрюмой решимости она быстро закончила прическу, в довершение убрав роскошные волосы госпожи под тончайшую золотую сетку, украшенную мелким жемчугом.
Устроившись в проеме у окна, Хью, давно одетый для выхода, ждал Санчу и подравнивал ногти кинжалом с резной ручкой, который он обычно носил на поясе. Он наблюдал за приготовлениями Санчи, почти не выказывая нетерпения. Наконец он оторвался от окна, молча пересек комнату и склонился над плечом жены.
– Ты самая красивая женщина в мире, – сказал Хью с улыбкой, задержавшись взглядом на нежной ложбинке, видневшейся в низком вырезе платья.
Санча и Хью проследовали в огромный зал, где собралось множество аристократов. Великолепие зала и пышные одежды гостей напомнили Санче подобные празднества при дворе короля Ричарда. И в самом деле, если Нортумберленд хотел дать всем понять, что он «король Севера», это ему вполне удалось, ибо похожий на пещеру зал с украшенными резными панелями стенами и изразцовые камины в обоих его концах производили неизгладимое впечатление. Так же как и сотня или больше лакеев с факелами, стоявшие по периметру зала наподобие живых светильников.
Явление Нортумберленда своим вассалам не обошлось без помпезности. Торжественно, под звуки фанфар, он с молодой женой под руку взошел на помост. На нем был широкий камзол алого бархата, расшитый золотом и усыпанный драгоценными камнями, мантия, подбитая горностаем. Жена, особа много моложе его, высокая и с невероятно длинной шеей, не отличалась привлекательностью. Однако одета она была великолепно: в шелковое платье цвета слоновой кости, все в мелком жемчуге и бриллиантах, которое непрестанно сверкало и переливалось.
Каждый из баронов Нортумберленда проходил через длинный зал, опускался перед ним на колено и произносил клятву верности. Хью, как менее богатый и значительный из его вассалов, был объявлен едва ли не последним. По окончании торжественной церемонии началось празднество. Тучи лакеев в красно- белых ливреях были уже наготове. Их было столь много, что столы были накрыты в одно мгновение, и на помосте, и внизу.
По стенам зала висели гобелены и шитые золотом полотнища. Под стать убранству были и пиршественные столы. Перемен и блюд было такое количество, что никто бы не смог хотя бы попробовать каждое. Поскольку город стоял у моря, на столе в изобилии присутствовала рыба – миноги и прочие морские деликатесы. Тут были и черный пудинг, и паштет из свиной печенки в мраморных разводах жира, колбасы, жареные утки, лебеди и аисты. Фаршированные поросята в дрожащем вишневом желе, жареная оленина, седло зайца; пироги и пирожки со свининой, поданные с огромной семгой, обжаренной и залитой соусом из яичных желтков с мукой; бычьи языки в маринаде; разнообразное заливное и овощи. Под ровный гул голосов и стук серебряных тарелок слуги носились между столами, наполняя кубки и предлагая все новые и новые блюда, среди которых было много необычных.
Хью заметил своих сводных братьев, сидящих среди избранных гостей на помосте. До этого он был занят разговорами с соседями, но теперь, когда все вокруг увлеклись едой, Хью мог без особых помех наблюдать за ними. Братья прибыли с женами. Не сразу Хью сообразил, что молодые женщины, сидевшие рядом с Гилбертом и Уолтером, – дочери Нортумберленда, поскольку если они чем и напоминали отца, так это надменностью. Уолтер с жадностью накинулся на еду и прерывался лишь для того, чтобы приложиться к кубку. Сидевший справа от него Гилберт разговаривал со старшим из сыновей Перси, тем, кого он называл Буйным. Тогда-то Хью и заметил алчный взгляд Симона де Лаке, направленный мимо него на Санчу.
Когда трапеза подходила к концу и гостям подали фрукты, сахарное печенье, цукаты и очищенные орехи, Хью случайно обратил внимание, что у Санчи на руке нет кольца с рубином.
– Почему ты не надела кольцо? – спросил он спокойно.
– Ой! Как же это я забыла его! – воскликнула Санча, изобразив удивление и сожаление, и пообещала сходить за ним в их комнату, как только кончится ужин.
Но Хью проронил:
– Не надо, это будет выглядеть глупо.
За пиршественным столом было не место продолжать расспросы. Они сидели рядом с де Энфранвилями, и им приходилось принимать участие в общей беседе, весьма оживленной и шумной. Слуги еще убирали со столов, а в зал уже входили музыканты, числом сорок или больше того, неся в руках разнообразные инструменты. Затем начали свою пантомиму актеры, принялись выделывать кульбиты акробаты, запели трубадуры. Когда последний из них завершил балладу о любви рыцаря и его подвигах, было объявлено, что теперь музыканты в распоряжении тех из гостей, которые хотят танцевать.
Старшие сестры де Энфранвиля, побагровевшие и отяжелевшие от съеденного и выпитого, поднялись, чтобы отправиться в туалетные комнаты. Остальные последовали их примеру. Санча присоединилась к дамам. Ей хотелось избежать дальнейших расспросов Хью и собраться с мыслями. Роскошь туалета, украшенного зеркалами и статуями, поразила их. Дамы обнаружили там такое чудо изобретательности, как
