Фонтен хочет наутро вернуться в Жизор, сердце у нее упало. Но она ничего не сказала до тех пор, пока не осталась наедине с Лэром.
– Почему? Зачем?
Де Фонтен сел рядом с ней на кровать, снимая сапоги.
– Чтобы купить коров, лошадей. Я же объяснял тебе.
– Нет, – Николетт привстала и сощурила глаза. – Ты едешь не за этим. Ты хочешь доказать себе, что не боишься Симона Карла. Ты страшишься, что люди будут говорить о тебе: он такой же трус, как Лашоме. Это так глупо!
Лэр повернулся к Николетт, нежно обнял за плечи, прижал к подушке.
– Ты – маленькая жужжащая оса, – он ткнулся носом ей в шею и поцеловал. – То здесь укусишь, то здесь. Очень соблазнительная маленькая бургундская оса.
Разговаривать с ним бесполезно. Через минуту у Николетт не осталось никакого желания продолжать спор.
ГЛАВА 17
Приезд епископа вызвал большой переполох в аббатстве Сен-Северин. Обитель еще не оправилась после нападения разбойников. Немало монахов и слуг было убито, кельи разорены, угнано много скота. Во всем обвиняли беглых крестьян-мародеров, утративших веру в Бога.
Епископ д'Энбо, выслушав рассказ аббата о той ночи, пришел в такой ужас, что не мог уснуть даже после изрядной порции вина, выпитого за ужином. Мягкое, шелковое постельное белье, которое епископ всегда брал с собой в путешествие, тоже не принесло успокоения.
Симон Карл вовсе не испытывал страха перед крестьянами-мародерами. Въехав в красноватом свете факелов во двор аббатства, он думал о том, что Рауль де Конше вряд ли доброжелательно отнесся к последней неудаче Симона. Скрипя зубами, Карл мечтал о том, чтобы свернуть шею де Фонтену, этому самодовольному попугаю. Подернутая инеем трава хрустела под его сапогами.
Послушник с фонарем в руках провел Симона через двор, мимо еле различимых в темноте хозяйственных построек монастыря в небольшую комнату, хорошо освещенную лампой, висящей на цепях.
На одном из обитых бархатом кресел сидел Рауль де Конше и вертел в руках кубок с вином. Когда он поднял глаза на Симона, в них сверкал гнев, а синеватый, чисто выбритый подбородок напрягся. Прежде чем Карл хоть что-то смог сказать в свое оправдание, де Конше презрительно фыркнул:
– Оставь оправдания при себе! Ты просто бездарный мужлан! Тебя нужно привязать к хвосту лошади и пустить ее галопом – пусть скачет до самого Клермона!
– Милорд, – сказал Карл, медленно стягивая с головы меховую шапку с круглыми полями, – де Фонтен был уже далеко, когда я узнал, что он покинул Жизор.
И забыв, что барон не приглашал его сесть, Симон плюхнулся на второе бархатное кресло, готовясь дать полный отчет о происшедшем. Может быть, не со всеми деталями, но достаточно полный, чтобы избавить себя от дальнейших упреков.
– Ты осмелился сесть без моего разрешения!
Резкий голос де Конше заставил Карла вскочить. Но… его куртка и бриджи, отнюдь не первой свежести, оставили на бледно-желтом бархате несколько грязных пятен и колючек. Голос Рауля загремел, словно гром.
– Ты – рыбья кровь, глупая башка! Посмотри, что ты наделал!
– Простите, сир, – прошептал Карл, неуклюжий, словно бык, и смущенный, как глупая служанка. – Ничего особенного, сир. Все можно отчистить. Расправить складки. Снять колючки.
Лицо Рауля де Конше странным образом изменилось.
– Затяжки, складки, – проговорил он себе под нос, словно впервые слыша эти слова. – И, конечно, колючки, – неожиданно он вспомнил, как Николетт Бургундская расправляла складки своего грубого балахона, когда сидела перед епископом. В какой-то миг де Конше увидел тогда ее коленку и рваную нижнюю юбку в темных пятнах. Тогда он подумал, что это следы месячных. Но еще была колючка, приставшая к ткани. Где женщина, запертая в башне, может подцепить на юбку колючку? Чем дольше де Конше думал об этом, тем убедительнее ему казалась собственная догадка. Нет, Николетт отнюдь не производила впечатление женщины, которую плохо кормят и с которой плохо обращаются. Щеки розовые, руки полны нежной силы. Рауль глянул на Симона, склонившегося над креслом.
– Вы ехали за ними по полям, поросшим колючими кустами?
– Да, милорд.
Симон Карл снял последнюю колючку и швырнул в огонь.
– И вы преследовали де Фонтена и служанку?
Карл отвел глаза от камина и кивнул, глуповато улыбаясь.
– А служанку… Ты хорошо разглядел?
Карл описал тонкое лицо и изящную фигуру. Настроение де Конше несколько улучшилось. Карл, почувствовав облегчение, прищелкнул языком и отметил, что по дороге они чуть не наткнулись на парочку, занимавшуюся любовью в хижине пастуха. Де Конше расхохотался.
– Боже, в какую опасную игру они играют! Безумцы. Де Конше знал де Фонтена как благородного офицера, которому отвага снискала добрую славу. Что же касается Николетт, ей просто не повезло из-за этих пьесок в садах Несле. Когда-то принцесса, которую обошло счастье, могла потратить на украшения целое состояние…
– В лачуге пастуха! – повторил он со смехом. Карл кивнул и вновь похабно фыркнул.
