почти начал понимать Кашо, гордящегося своим замком, землями и хозяйством.
Когда зимний день подходил к концу, во двор въехали три тяжелых груженных бревнами телеги, запряженные волами. Впереди – зима, и наконец-то прибыли дрова для каминов.
Лэр долго беседовал во дворе со старшим лесником, где и нашел его посланец Агнес. Лэр отослал юношу, измученного долгой дорогой, в кухню, чтобы Мюетта накормила его как следует.
Через час Лэр бросил прочитанный пергамент в огонь и задумался. Он рассказал Николетт о послании сестры только после того, как они, удовлетворив страсть, откинулись на подушки. Николетт заговорила не сразу.
– Я не верила, что мир так жесток. Может быть, предположения твоей сестры основаны на слухах? – на глаза навернулись слезы, она прижалась к груди Лэра и разрыдалась. – Что же делать?
– Ничего не изменилось. Главное, не терять хладнокровия.
– Но вряд ли при дворе поверят, что королевская узница умерла.
– Поверят. Мы постараемся, чтобы поверили. Но тебя я потерять не хочу, ma cherie, видит Бог, не хочу!
На следующий день выпал первый снег. Белое покрывало укутало землю. Вскоре часовые на стенах превратились в заснеженные статуи.
Вечером приехала телега, запряженная тремя мулами. Двое пассажиров и их груз были буквально засыпаны снегом. Они назвались послушниками из аббатства Сен-Мор.
– Мы сопровождаем тело нашего усопшего брата в Вернон, где он родился. Не могли бы вы приютить нас на ночь?
Часовой побежал к сеньору, чтобы спросить разрешения Лэра на пропуск двух монахов и их печального груза в замок. Вернулся он очень быстро:
– Вас приглашают в Гайяр.
Мост опустился. Мулов отвели в конюшню, телегу с гробом поставили под навес рядом с кузницей.
После того как послушников накормили, Лэр предложил им ночлег в доме для прислуги. Эймер решил побеседовать с гостями.
– Вы говорите, из аббатства Сен-Мор, которое находится в Дорентале? – старик никогда не слышал о таком аббатстве, но, по сути, уже в течение двадцати пяти лет он не уезжал из Гайяра более чем на лье.
Послушники подтвердили, что аббатство находится довольно далеко. Лэр спросил, много ли путников и всадников встретилось им по дороге. Те сказали, что путь был почти пустынен.
Де Фонтену показалось, что он где-то встречал послушника повыше, но где – не мог вспомнить. Возможно, он уже видел этот нос – большой, шишковатый, который трудно забыть…
Николетт присоединилась к беседе, напомнив о разрушенной часовне. Она рассказала гостям о желании жителей Гайяра восстановить часовню и о том, что, к сожалению, дрова пришлось пока сложить внутри храма, поскольку сарай давно развалился.
– Святой брат, который в последний раз служил здесь, давно умер. Он похоронен в склепе рядом с алтарем.
– Такое же почетное место ждет нашего усопшего брата Бертена в Верноне.
Вечер продолжился без особых происшествий. Быстро стемнело. Масло для ламп было дорогим, поэтому к моменту восхода луны обитатели замка уже были в постелях.
Но спали далеко не все. Лэр и Николетт лежали в объятиях друг друга, забыв обо всем. Чем чаще они были вместе, тем сильнее становилась страсть. Каждый боялся, что что-то может измениться, случиться.
Но де Фонтен твердо обещал: он женится на «Одетте» в местной церкви и перед жителями Гайяра и Андлу они станут законными супругами. Если родится ребенок, их никто не осудит. Лэр уже давно ощущал себя мужем – никакой другой женщины ему не нужно. Николетт принадлежит ему, всегда будет принадлежать.
Еще до рассвета в дальнем углу конюшни раздались проклятия. Конюший Марсель, спавший за перегородкой, услышав голоса, совершенно не испытал желания вылезать из-под одеяла. После морозной ночи воздух, казалось, обжигал холодом. Приподняв голову, он увидел неясный свет фонаря, услышал позвякивание упряжи, тихий стук копыт по соломе. Марсель решил, что пришли послушники, чтобы взять своих мулов, поскольку отправиться дальше они хотели на рассвете. Конюший вновь укрылся с головой одеялом и закрыл глаза.
На сеновале коровника юноша и девушка неистово целовались. С удивлением они заметили, что сквозь щели в досках пробивается красноватый свет.
– Восходит солнце! – прошептала девушка.
– Нет, не может быть! – парень вскочил на ноги. Отец девушки предупредил, чтобы юноша держался подальше от его дочери. Если их застанут, добром дело не кончится.
Парень приник к щели в досках и неожиданно, забыв об осторожности, закричал:
– Пожар! Горит часовня!
– Не уходи! – взмолилась девушка.
– Торопись! Иди домой, я должен предупредить всех.
Они вместе спустились с сеновала. Когда девушка нырнула в дверь своего дома, парень начал кричать изо всех сил. Через несколько мгновений жители внешней части замка выбрались из-под одеял и собрались во дворе, дрожа от холода.
