'ампутация'), тогда как малыши уже усвоили четыре раздела. Только благодаря тактичным увещеваниям Фонтана и угрозам Марты разрыдаться она отказалась наконец от своей привычки наговаривать все подряд в микрофоны, расположенные во рту и в других местах.
Несмотря на значительные неудобства своего положения, она ликовала, совершенно не обращая внимания на громоздкую аппаратуру. Как радостно было сознавать, что она взращивает на собственных производственных площадях двух гениев, рядом с которыми покажутся умственно отсталыми Евклид, Ньютон и супруги Кюри. Луи и Селине предстояло явить собой новый человеческий тип все самые знаменитые их предшественники будут считаться отныне людьми доисторической эры. Поскольку предположение, будто другая мать в другой клинике ставит на себе сходный эксперимент, выглядело совершенно невероятным, можно было с уверенностью сказать, что соперников у ее детей не окажется. Доктор Фонтан, правда, ее оптимизма отнюдь не разделял. Как он объяснил Марте, вовсе нельзя ручаться, что брат и сестра станут разумными существами, - если под разумом понимать умение анализировать и производить отбор, а главное, осмыслять взаимосвязь самых различных явлений. В их черепную коробку набивается такое количество информации, что в лучшем случае они смогут, наподобие попугаев, исторгать из себя набор бессвязных фраз. Они превратятся в кладезь дурацкой премудрости: например, смогут перечислить цвета всех государственных флагов мира, но при этом будут настолько беспомощны, что не сумеют вбить гвоздь или вывинтить лампочку. С другой стороны, они, быть может, вообще не переживут испытания. Результаты некоторых тестов настораживали доктора: эхография была нечеткой, снимки размытыми и противоречивыми, энцефалограммы - крайне необычными, что делало любой диагноз недостоверным. Каждое утро Фонтан готовился к тому, что один из детей умрет, - либо у мальчика, либо у девочки лопнет мозг, хлынув через глаза, уши или рот. Более всего тревожило безмолвие близнецов, которым пора было уже болтать вовсю, - и Фонтан втайне подозревал, что голоса Мадлен просто померещились.
* * *
На седьмом месяце произошло еще одно чудо: едва лишь третий и последний том 'Универсальной энциклопедии' в полном объеме был передан малышам, как среди бела дня, в присутствии доктора Фонтана и его сестры Марты, из живота Мадлен раздался детский лепет, отчасти напоминающий урчание:
- А приложения? О приложениях вы подумали?
Мадлен почти перестала дышать.
- Доктор, вы слышали?
- Да, Мадлен, вы тоже?
- Разумеется, она слышала, потому что это я говорю, - вновь раздался тот же голос. - Итак, я жду вашего ответа: где приложения, ежегодники и комментарии?
- Мы не забыли о них, малыш, и немедленно ими займемся.
- Поторопитесь, ибо скоро у нас наступит интеллектуальное голодание.
- Кто ты? Луи или Селина? Мальчик или девочка?
Но голос промолчал, как если бы счел этот вопрос бестактным.
- О, Мадлен, - в восторге вскричал Фонтан, - это потрясающе, они разговаривают, мы победили!
Смеясь и плача, Марта, доктор и молодая мать долго не выпускали друг друга из объятий; они с удовольствием пожали бы лапку обоим шалунишкам, если бы это было возможно. Пока же, любовно оглаживая живот Мадлен, они старались нащупать карапузов, словно ловили мяч в мешке.
Благоразумие подсказывало, однако, что вплоть до рождения следует сохранять полную секретность. Сплоченная заговором команда приняла решение держать рот на замке. В отделении и так уже перешептывались, а санитарки рассказывали потихоньку, что в палате мадам Кремер творятся очень странные вещи. Беременных женщин обычно не подключали к компьютеру. И если Освальд, предупредительный, как жених, ничему не удивлялся, хотя навещал жену каждый день, то родители Мадлен чуяли неладное при виде дочери, утыканной дренажными трубками и проводками, а на мониторы с кардиограммой и многочисленные мерцающие экраны взирали весьма подозрительно. Тщетно Фонтан отводил их в сторонку с целью задурить им голову при помощи медико- технического жаргона, еще более непонятного, чем церковная латынь, ему пришлось приставить к ним бдительного чичероне, который пресекал все попытки войти в контакт с обслуживающим персоналом. В любой момент информация могла просочиться. Мадлен боялась, что кому-нибудь из близнецов вдруг взбредет в голову заговорить в присутствии постороннего лица, - такое происшествие, разумеется, возбудило бы общее любопытство до крайней степени. Тогда Фонтан, проявив виртуозное мастерство, оборудовал у нее в животе внутренний телефон: тончайший проводок с двумя телефонными трубками соединял крохотные магнитофоны каждого ребенка с внутренним ухом матери звонок слышали лишь те, кому это полагалось. Достаточно было Мадлен слегка пошевелить губами, чтобы дети поняли ее слова. Фонтан мог бы заработать огромные деньги на этом изобретении - подлинном чуде современной техники, если бы не поклялся хранить тайну. В дальнейшем предполагалось усовершенствовать аппарат, введя в него, в частности, усилитель звука, при помощи которого малыши смогли бы, не надрываясь в крике, общаться с кем-то третьим вовне.
Эти пылинки жаждали знаний - и им готовили обильную пищу. На сей раз доктор Фонтан, забыв об осторожности, загрузил машину до краев: все, что могли предложить лучшие библиотеки - словари, энциклопедии, справочники, учебники, - было введено в программу, которую дети поглощали в огромных дозах. Менее чем за месяц они усвоили содержимое последнего издания 'Квид', большого и малого 'Робера', большого и малого 'Ларусса'[5] , Брокгауза и Британской энциклопедии. Они также получили право ознакомиться с методикой 'Assimil'[6] на четырех языках - английском, испанском, русском и немецком, - с которыми уже были на дружеской ноге благодаря усилиям матери; с тем же проворством одолели они 'Кто есть кто', равно как 'Книгу рекордов Гиннеса'. Врачу пришлось раскошелиться, чтобы нанять на собственные средства помощников, облазивших все библиотеки и культурные центры в поисках редких изданий. Близнецы были настолько прожорливы, что за ними трудно было поспеть, - и Фонтан вступил в переговоры с банками данных с целью подсоединиться к их компьютерам с гораздо более обширной программой. Собственная ЭВМ работала уже на пределе своих возможностей, и надо было думать о замене - тем паче что в любой момент мог появиться компьютерный вирус, грозивший перевернуть все вверх дном.
Поглощенный этой работой, Фонтан забыл о своих пациентках, забросил дела в больничном отделении; чтобы покрыть расходы, он заложил квартиру, и Марта, запаниковав, пригрозила, что откажется от участия в эксперименте, если общее их достояние будет брошено на ветер. Но Фонтан, уверенный в грядущей славе, не знал ни сна, ни отдыха, пугая близких застывшим взором лихорадочно горящих глаз. Уже завтра он, наплевав на обещание, данное Мадлен, приступит к новым опытам с беременными и распространит свой метод на многие сотни детей. Это позволит создать младенческую элиту, которая с самого рождения вырвется далеко вперед в сравнении с ребятишками-одногодками. Вместо того чтобы ходить в ясли, питомцы Фонтана (так станут их называть) прямой дорогой отправятся в университет, везя в детских колясочках свои крошечные ранцы. В три года они достигнут ответственных постов на предприятиях и в учреждениях: в любом административном совете будет стоять два-три детских стульчика со слюнявчиками и бутылочками с соской.
* * *
Луи с Селиной были еще жалкими комочками человеческой плоти длиной в несколько сантиметров, когда научились издавать звуки. Эти двуяйцевые дизиготные близнецы с раздельной, хотя и выходящей из единого источника плацентой лежали, если можно так выразиться, лицом к лицу, но каждый в своем пузыре. Преждевременное созревание вынудило их сформировать необходимые органы быстрее, нежели это происходит у обычных зародышей. Представьте себе, что уже на третьей неделе они заставили работать кровеносную систему, создали сетчатую оболочку глаза и обзавелись всеми лимфатическими узлами. Благодаря своему ужасающе раннему развитию они почти сразу обрели зрение.
Несмотря на темноту, они увидели друг друга и еле слышно поздоровались, как подобает людям, связанным близким родством. Луи обратил внимание, что нижняя часть живота у сестры выглядит иначе, чем у него. Селина заметила между ног брата маленькую штучку, которой у нее не было. У обоих хватило такта промолчать - эти детали не заслуживали обсуждения. Они представились друг другу, поскольку мать сообщила им избранное для каждого имя, а потом, обменявшись банальными фразами о погоде и температуре окружающей среды, постановили разорвать разделявшую их оболочку, дабы обосноваться в одном пузыре. В отличие от других детей, они сразу обрели и дар речи. Никакого лепета, никакого гугуканья, которым так умиляются взрослые; нет, они изъяснялись прекрасно построенными периодами, тщательно следя за дикцией. Они мгновенно научились ставить подлежащее перед сказуемым и правильно склонять причастие, равно как освоили спряжение всех глаголов, вплоть до неправильных. Какое-то время они еще путались в особо сложных терминах, однако питали ярко выраженную склонность к употреблению слов редких и изысканных.
Только самая крайняя необходимость могла заставить их обратиться к посторонним, ибо они предпочитали беседовать между собой. А поговорить было о чем: ведь близнецы, будучи зачаты совсем недавно, уже являли собой величайшее достижение мировой культуры! Правила счета, квадрат гипотенузы, особенности мелового периода были для них сущим пустяком. То, над чем корпят по нескольку лет тупицы из начальной школы, они усвоили молниеносно и смаковали как настоящее лакомство предметы гораздо более занимательные. Им не исполнилось еще и трех месяцев, а они уже знали, кто такой Блаженный Августин, - это был не только один из Отцов церкви, не только автор 'Исповеди' и 'Града Божьего', но также (самое главное!) человек, чьим именем названа знаменитейшая станция парижского метро. Они без труда могли назвать всех представителей семейства тыквенных, им были досконально известны аргументы сторон в нашумевшей дискуссии по поводу постепенного или катастрофически мгновенного исчезновения динозавров. Наконец, на основополагающий вопрос, как звучит 'Микки Маус' по-итальянски, они без запинки выпаливали: 'Тополино!'
Анатомию они изучили еще до того, как обзавелись собственной, и со знанием дела рассуждали о различиях между дермой и эпидермой, хотя кожа только начала у них нарастать, а также описывали в деталях строение хрусталика вкупе с роговой и радужными оболочками, когда еще не видели ровным счетом ничего. Пусть прочие зародыши развлекаются созерцанием растущих ножек и ручек, равно как медленным становлением дыхательной и сенсорной системы, а они уже освоили сложнейшие абстрактные понятия и символы, без всяких усилий отделяя главное от второстепенного в том потоке информации, что поступал извне. Благодаря невероятно высокому коэффициенту умственного развития (измерить который невозможно, так что и пытаться не стоит) они легко решали труднейшие задачи. Не было такой проблемы, в которой для них осталось бы что-то неясное, - оптимальным ритмом их жизни стал сверхнапряженный труд. У них не было времени, чтобы спать, ибо ждала их более высокая миссия. Уже на заре, в тот час, когда обыватели мирно дремлют, близнецы принимались за работу и каждый день обгоняли остальных младенцев на несколько месяцев. Между ними никогда не возникало тех вздорных перебранок, что отравляют жизнь братьям и сестрам. И если Луи, поддаваясь искушению, порой пытался ущипнуть Селину или подставить ей ножку, та очень серьезно говорила ему:
- Нет, Луи, глупое соперничество между полами не для нас, ибо мы рождены для иного. Нам нужно соединить силы, чтобы помогать, а не мешать друг другу. Норма никогда не станет нам отечеством.
- Ты права, Селина! Как жаль, что мне не всегда удается противостоять общепринятой рутине!
Они заранее уготовили себе неповторимую судьбу: случай даровал им немыслимую фору по сравнению со сверстниками, и такой шанс нельзя было упускать. Ведь в свои шесть месяцев они накопили больше воспоминаний, нежели столетний старец, а в скором времени будут обладать памятью всего
