и густыми бровями. Он поднялся из-за стола и приветливо улыбнулся комиссару, протягивая ему руку.
— Чем обязан столь раннему визиту, комиссар? Давненько мы не встречались. Вы по службе или это визит вежливости?
Альфонсо Альмейра пожал протянутую ему руку.
— Если я позволил себе ворваться к вам, то только по службе и потому, что нуждаюсь в вашем совете…
Педро Ловарес указал комиссару на кресло возле окна.
— Я буду очень рад, если смогу вам чем-нибудь помочь. Так в чем дело?
Генерал взял с маленького столика коробку сигар, открыл ее и протянул своему гостю. Комиссар поблагодарил и отказался.
— Спасибо, но я никогда не курю утром. Итак, я думаю, вы слышали об убийстве американских граждан Эдгара Джонса и Гарри Лесли. Они были убиты с интервалом в несколько дней…
— Да, я в курсе, — перебил генерал, закуривая сигару. — Расследование этих убийств было поручено вам и, насколько мне известно, продвигается очень медленно. Неприятное дело, однако не вижу, чем я могу помочь…
— Вы можете обратиться в Службу контршпионажа и попросить, чтобы мне дали разрешение продолжать расследование. Ведь пока вы не перешли в штаб-квартиру НАТО, вы руководили в течение пяти лет Службой контршпионажа Португалии, мой генерал.
Педро Ловарес утвердительно кивнул.
— Меня отстранили от следствия, и я прошу вашего вмешательства… Мне невыносимы издевательства прессы…
Педро Ловарес вынул сигару изо рта и положил ее в пепельницу.
— Что заставляет вас думать, что убийство двух американцев связано со шпионажем? — строго спросил генерал.
Альфонсо Альмейра загадочно улыбнулся, открыл свой портфель, вынул из него лист бумаги и протянул его своему визави.
— Вот что я обнаружил сегодня в моей почте. Анонимное письмо, адресованное мне лично… Оно составлено из слов, вырезанных из газеты, что свидетельствует об осторожности отправителя. Прочтите, мой генерал.
Педро Ловарес молча встал и взял очки с письменного стола. Вернувшись в кресло, он погрузился в чтение письма:
«Господин комиссар, убийства двух американцев, Эдгара Джонса и Гарри Лесли, не входят в вашу компетенцию. Вы никогда не сможете найти мотивы этих убийств, так как этим делом должна заниматься Служба контршпионажа. Джонс и Лесли ликвидированы как агенты ЦРУ. Вполне возможно, что в ближайшие дни будут ликвидированы другие американские агенты, как, например, некий Дэвид Левис, недавно прибывший в Лиссабон для расследования убийств своих коллег. Я не подписываю письмо из соображений личной безопасности, так как для меня это вопрос жизни или смерти».
Педро Ловарес дважды перечитал странное послание, снял очки и посмотрел на комиссара.
— Письмо действительно любопытное, — пробормотал он сквозь зубы. — Вероятно, я вас удивлю, комиссар, но я сомневаюсь в подлинности утверждений анонимного автора. Создается впечатление, что вас разыгрывают и что вы имеете дело с мистификатором. Разумеется, я могу ошибаться… Во всяком случае, не мешает проверить, действительно ли Джонс и Лесли работали на ЦРУ. Однако, коли вы здесь, вы не разделяете моего мнения?
Комиссар Альмейра провел рукой по седеющему виску.
— Вы правы, мой генерал, и я объясню, почему. Вчера вечером произошел один случай, заставивший меня поверить в достоверность этого сообщения и в то, что оба убийства имеют отношение к шпионажу. Вчера вечером, около десяти часов, было совершено новое убийство. Третьей жертвой убийц стал не американец, а французский гражданин по имени Луи Транелли, работавший поваром у Джонса в течение двух лет. Он скрылся из дома своего хозяина в тот вечер, когда тот был убит… Я полагаю, что он знал о секретной деятельности Джонса, и вполне вероятно, что, узнав убийцу, или убийц, он решил их шантажировать, что закончилось для него трагически…
Педро Ловарес слушал, не перебивая. Глубоко задумавшись, он сказал:
— Теперь многое проясняется. Где и как был убит этот повар?
— Его убили тремя выстрелами в упор напротив церкви Фатима. Стреляли из пистолета с глушителем. Один прохожий, находившийся неподалеку, услышал три приглушенных выстрела и звук удаляющейся на большой скорости машины. Разумеется, он не заметил ни марки автомобиля, ни номерных знаков.
Педро Ловарес закурил новую сигару и стал барабанить пальцами по ручке кресла. Внезапно он сказал резким тоном:
— Если я вас правильно понял, комиссар, вы неожиданно вышли на шпионское дело, ввели меня в курс и теперь просите хранить молчание?
Альмейра попытался улыбнуться.
— Да, мой генерал, вы правильно поняли. И более того, если Служба контршпионажа пронюхает об этом, я прошу вас разубедить их.
— Это уже очень серьезно, — сказал Ловарес, глядя на кончик сигары. — И, если вы меня об этом просите, значит, вам известно нечто большее. Вы напали на след, комиссар?
— След — это слишком громко сказано, но у меня есть план, который поможет мне пролить свет на это дело, если мне не будут мешать.
Педро Ловарес оставил последние сомнения:
— Хорошо, комиссар, я даю вам неделю. По прошествии этого срока вы сами свяжетесь со Службой контршпионажа и введете их в курс дела, ничего не утаивая…
— Даю вам слово, — заверил Альфонсо Альмейра, поднимаясь с кресла. — Я никогда не забуду об оказанной мне услуге, мой генерал.
Генерал тоже поднялся и, сопровождая свои слова жестом фаталиста, сказал:
— Меня бы мучили угрызения совести, если бы я не оказал доверия лучшему сыщику Лиссабона.
От комплимента, сделанного генералом, щеки комиссара приобрели медный оттенок. Рассыпаясь в благодарностях, он простился с генералом.
Полчаса спустя Альфонсо Альмейра входил в здание комиссариата, расположенное в центре города.
Здесь его ждал новый сюрприз в виде конфиденциального сообщения, отправленного из госпиталя Сан Хосе за подписью директора. Послание было написано от руки.
«Господин комиссар,
Считаю своим долгом довести до вашего сведения, что сегодня ночью, около трех часов, некая Анжела Олейра, танцовщица, была доставлена в больницу Сан Хосе с глубоким ранением в плечо. Молодая женщина утверждает, что ранена случайно и отказывается дать более точные объяснения.
Обследовав рану, можно сделать заключение, что она была нанесена ножом или другим режущим предметом.
Примите заверения, господин комиссар, в моем искреннем почтении».
Альфонсо Альмейра оставался некоторое время в задумчивости, затем буквально схватил трубку телефона, стоящего на его письменном столе.
— Немедленно пригласите инспектора Акунто, — пролаял он.
— Инспектор Акунто отправился в бар напротив выпить чашку кофе, — ответил ему неуверенный голос.
Комиссар Альмейра чуть не задохнулся от возмущения и стукнул кулаком по столу.
— Кофе? Сейчас не время пить кофе! Быстро сходите за ним и приготовьте машину. Через пять минут мы выезжаем в госпиталь Сан Хосе. Понятно?
— Я сделаю все необходимое, господин комиссар.
Альфонсо Альмейра был красным как рак, но его глаза светились возбужденным блеском.
Когда постучали в дверь палаты № 27, расположенной на третьем этаже в левом крыле больницы Сан Хосе, занимаемой Анжелой Олейра, она приподнялась на локте, но ответить не успела. Дверь резко
