Если яд и был выбран быстродействующий, то прежде всего из-за того, чтобы Ода де Шантрель не успела прикоснуться к нему… и эта предосторожность сама обвиняла Робера. Ведь как только блюдо перешло в руки Гомело, Робер должен был спешно покинуть замок, пока ни у кого не возникла мысль перекрыть все выходы.
Все произошло, как он предвидел: взгляды устремились на Гомело, и никто не обратил внимания на подавшего блюдо.
«Он, правда, рисковал, — размышлял Жеан. — Его могла узнать Ода, когда он вошел в зал с блюдом в руках. Но риск этот был мизерным. В зале жонглеры веселили гостей, а Гомело не позволял слугам переступать через порог. Да и потом, кто будет терять время на рассматривание служителя кухни?»
Махинация была хорошо задумана, и у Робера имелся год на ее осуществление. Идеальное преступление, очень трудно доказуемое.
— Сожалею, что не могу вам помочь, — причитал Кокевин. — Ах, если бы знать…
Жеан уже вставал со стула, чтобы возобновить обход, когда хозяин кухни испуганно спросил:
— Скажите, рыцарь, это правда, что тут болтают? Будто некое дьявольское создание часто посещает замок? Один паж увидел его на лестнице башни и поседел от ужаса. Похоже, это страшная уродина, горбатый медведь с человеческой головой и собачьими клыками. Передвигается он медленно, царапая когтями камни стен…
— Помолчи-ка лучше! — остановил его проводник. — А то аббату не понравятся твои слова.
— О, я ничего не говорил, — залепетал толстяк. — Я просто очень боюсь. Если оголодавший зверь найдет дорогу в кухню, что будет? Что мне делать? Из-за поста я даже не имею права бросить ему кусок мяса, чтобы он не тронул меня.
Жеан оставил Кокевина с его страхами и ушел исполнять свои обязанности. Эта история с озлобленным зверем повергла его в плохое настроение, поскольку он не знал, где в ней правда, а где выдумки.
На верху башни он встретил Ирану, выходившую из апартаментов Оды.
— Она заснула, — сообщила трубадурша. — Мне кажется, она и песен-то моих не слушала. У нее испуганный вид, и она совсем не отвечает на вопросы.
— Ода говорила тебе о звереныше?
— Нет, ни слова. Похоже, ее что-то мучает. А ты? Что-нибудь выяснил?
Жеан рассказал ей о разговоре с поваром.
— Ты обвиняешь Робера, — заметила Ирана, — но это мог быть кто угодно… Например, какой-нибудь паж, выполнявший приказ Гюга де Шантрель.
— Не исключено, — согласился проводник. — Отец вполне мог устроить заговор за спиной своей супруги с целью спасти дочь.
— Пойду-ка я спать, — зевнула Ирана. — Будь осторожен. Буди меня, если тебе понадобится помощь.
Жеан вслушивался в удаляющиеся по коридору шаги, потом все стихло, и он остался один. Было холодно, сыро, в некоторых местах, как и во всех замках, по стене сочилась вода. Проводник вынул меч, расстегнул аграф плаща на случай, если придется сражаться. С обнаженным клинком на плече он добрался до дозорного пути. Там Жеан снова стал размышлять. Если зверь — порождение дьявола, может, он становится невидимым по своему желанию… или ведет себя, как существо во плоти, вынужденное искать убежище в каком-нибудь темном углу, скрываясь от людских глаз? Если же речь шла об устрашающей шутке, то вместо зверя могла быть обычная звериная шкура с навешенными для устрашения безделушками, и тогда ее легко спрятать в сундуке. Но кому выгодно изображать монстра? Неясного было много.
Жеан прошел дозорным путем, стараясь держаться подальше от зубцов на случай, если кому-нибудь взбредет в голову скинуть его с крепостной стены.
Луна была на исходе. Он вдруг подумал, что если Орнана де Ги похоронили, то замок уже ничей. Завтра Ода вернется домой, Дориус уедет в свой монастырь, на этом все и закончится. В итоге Робер де Сен-Реми, если только он всему виной, хорошо провернул это дельце. Теперь он может выступать в роли утешителя девушки, сколько угодно держать ее ручку и влюбленно закатывать глаза.
Из раздумий Жеана вывел страшный крик, от которого он вздрогнул, едва не уронив меч. Потрясая мечом, он бросился к лестнице башни. Кричала Ода де Шантрель. Жеан вбежал в ее комнату, дверь в которую была приоткрыта. Молодая девушка лежала на полу, прижимаясь к стене. Она так испугалась, что вскочила с кровати совершенно обнаженная, пытаясь найти укрытие в другом конце комнаты. Глаза Оды расширились от ужаса, зубы стучали. Своей тоненькой фигуркой с маленькой грудью она ничуть не отличалась от девочки. К тому же, по тогдашнему обычаю всех благородных дам, ее лобок был обрит, и эта деталь довершала сходство.
Концом меча Жеан быстро обшарил всю драпировку, чтобы убедиться, что за ней никто не прячется. Девушка смотрела на него невидящим взглядом, в глазах вспыхивали искорки безумия. На пороге появилась Ирана. Она успела наспех надеть рубашку, неплотно прикрывающую грудь, в руке держала короткий острый кинжал. Заметив Оду, лежавшую на полу, Ирана хотела накинуть на нее мех, но девушка резко оттолкнула ее.
— Не трогайте меня! — громко крикнула она. — Не дотрагивайтесь…
— Вы простудитесь, — убеждала ее Ирана. — Камин холодный…
— Какая разница? — рыдала Ода, закрыв лицо руками. — Теперь это не имеет значения. Все кончено.
— Вы видели зверя? — спросил Жеан.
— Да, — выдохнула девушка. — Он пришел, как и прошлой ночью, сказать, что я скоро умру.
— Как он выглядел?
— Зверь стоял в дверях… Он показался мне огромным, поросшим шерстью и безобразным… таких иногда можно увидеть на ярмарках. Вместо головы у него был голый череп с черными дырами на месте глаз… Да, череп скелета… И длинные когти на лапах.
— Он пытался напасть на вас?
— Нет… Он меня никогда не трогает, наверное, боится. Он только говорит, что со мной случится…
Она разрыдалась. Ирана опять попыталась прикрыть ее, но Ода зарычала, как тигрица, не давая приблизиться.
— Я сказала: не прикасайтесь ко мне! — взвизгнула она. — Так будет лучше для вас. Поберегитесь.
Ужасное сомнение кольнуло Жеана. Он стал на колени подле девушки.
— Почему вы считаете, что зверь боится вас? Должно быть наоборот.
— Нет, вы ничего не понимаете, — простонала Ода. — Я более опасна, чем он. Намного опаснее.
Ирана побледнела. Она все поняла.
— Вы… — вопросительно пробормотала она.
— Я вышла замуж за барона, — бесцветным голосом произнесла Ода. — Он очень желал меня, не мог ждать… Мы поженились тайно три дня назад. Дориус обвенчал нас, уверяя, что все это пустяки, а публичная церемония — всего лишь представление для простолюдинов, можно устроить тайную свадьбу, и в этом не будет никакого греха.
— Вы вышли замуж за Орнана де Ги… — подавленно промолвила Ирана.
— Да, это произошло в маленькой часовне. Орнан выглядел таким влюбленным… У меня не хватило решимости отказать ему.
— А брачная ночь была безупречной? — обеспокоенно спросил Жеан.
— Да, — ответила Ода, опуская глаза. — Ну как я могла ему отказать? Он так долго желал меня.
— Это случилось до или после того, как мы предупредили вас о наших подозрениях по поводу болезни барона? — спросила Ирана.
— После… — призналась Ода, подняв на трубадуршу глаза, полные слез. — О… надо было послушаться, но я вам не поверила. Мне все это показалось отчаянной попыткой Робера разлучить меня с Орнаном… Какая я глупая… Я уповала на всесилие святых мощей. Меня воспитали истой христианкой, приучили склонять голову перед чудом… Орнан постоянно твердил мне, что излечился, и, положив руку на раку святого Иома, он почувствовал, как болезнь выходит из него, а душу заливает яркий свет. Я нисколько не сомневалась в его словах… Он был мой хозяин… мой господин. И он был так велик, так силен…
— Орнан переспал с вами? — лихорадочно спросила Ирана. — Он по-настоящему сделал вас женой?
