успешной журналисткой.
– Потому, что он восхищает меня, – сказала Жизель.
– А вы знали, что он мой пациент?
– Мне сказала об этом Бетти. Поэтому я и пришла сюда. Попросить взглянуть на его дело.
Веки ее задрожали, словно крылья экзотической бабочки.
Я сделал вид, что необычайно занят перекладыванием вещей из своего портфеля на заваленный бумагами письменный стол.
– Прот – пациент особый, – сказал я. – Он требует очень деликатного обращения.
– Я буду очень осторожна. Я не сделаю ничего такого, что поставит под удар мою статью. И не стану разглашать никакую секретную информацию, – игриво прошептала она и тут же добавила: – Я знаю, что вы собираетесь писать о нем книгу.
– Кто вам это сказал? – вскрикнул я.
– Ну… он… прот… сказал мне.
– Прот? А кто ему рассказал?
– Я не знаю. Но уверяю вас, моя статья никоим образом не повредит вашей книге. Скорее она даже поспособствует ее публикации. И я покажу вам эту статью, перед тем как отдам ее в редакцию. Так вас устроит?
Я вперился в нее долгим взглядом, пытаясь сообразить, как мне избежать этих малоприятных осложнений. Жизель, похоже, почуяла мои колебания.
– Знаете что, – сказала она. – Я разузнаю, кто он такой, а вы дадите мне материалы для моей статьи. Так будет справедливо?
Жизель попала в десятку и явно это знала.
– И еще деньги на необходимые расходы, – тут же добавила она.
За выходные дни я просмотрел записи всех моих бесед с протом. Все в них указывало на то, что в его прошлом был какой-то акт жестокости, который побудил его к психологическому «побегу» из глубоко ненавистного ему реального мира в несуществующее идиллическое место, где никто ни с кем не общается и тем самым избегает всех тех больших и малых проблем, с которыми мы все живем изо дня в день. Но заодно и радостей, которые дорогого стоят.
Я решил пригласить прота провести у меня дома Четвертое июля, посмотреть, не проявится ли в нем в обычной семейной обстановке что-то новое, чего я раньше не заметил. Я и прежде приглашал к себе домой и других пациентов, и иногда это приносило положительные результаты. Моя жена эту идею одобрила, хотя я и предупредил ее, что прот, возможно, был замешан в каком-то преступлении, и не исключено, что…
– Глупости, – прервала меня она. – Приводи его.
Понятия не имею, как такое случается, но к понедельнику все пациенты первого и второго отделений уже знали, что прот идет ко мне в гости на барбекю. И почти все попадавшиеся мне на пути пациенты, – включая трех «я» Марии, которые без конца застегивали и расстегивали свои пуговицы, – добродушно сетовали: «Доктор Брюэр, вы никогда не приглашали меня к себе домой!» А я всем им отвечал одно и то же: «Поправляйтесь, выписывайтесь, и я вас обязательно приглашу». На что каждый из них ответил: «Меня, доктор Брюэр, к тому времени уже здесь не будет. Прот меня берет с собой!»
Так говорили все, кроме Рассела, который не собирался лететь на КА-ПЭКС, так как считал, что его место на Земле. И действительно, в то время как все пациенты первого и второго отделений получали удовольствие от пикника на больничной лужайке, за исключением Бэсс, оставшейся в палате из-за воображаемой грозы, Рассел провел весь праздничный выходной в палате кататоников, проповедуя им Евангелие. Но, увы, никто из этих несчастный не вскочил с кровати и не последовал за ним.
В то же самое утро в понедельник ко мне снова явилась Жизель, в своем обычном наряде и с тем же сосновым ароматом. Я попросил ее, насколько мог вежливо, звонить миссис Трекслер и через нее договариваться о встрече со мной всякий раз, когда ей надо меня повидать. Я принялся объяснять ей, что у меня есть пациенты, с которыми я работаю, масса административных дел, статьи, которые я должен рецензировать, письма, которые нужно диктовать, и тому подобное, но едва я начал все это перечислять, как она прервала меня словами: «Мне кажется, я догадываюсь, как узнать, кто такой ваш парень».
– Заходите, – сказал я.
Идея ее была такова: попросить ее знакомого лингвиста послушать запись одной из моих бесед с протом. Этот лингвист умел – порой с потрясающей точностью – определить, где человек родился или рос. И выводы его основывались не столько на акценте, сколько на использовании определенных слов и выражений: например, в одних краях говорят «фонтанчик для питья», в других – «пузырьковый фонтанчик». Удачное предложение, но, конечно же, невыполнимое в связи с законом о неразглашении личной информации пациента. Однако Жизель предусмотрела и это.
– А можно мне записать на пленку мою собственную беседу с ним?
Я не видел никаких к тому препятствий и сказал ей, что попрошу Бетти организовать им встречу в удобное для них обоих время.
– Пусть вас это не заботит, – хитро улыбнулась она. – Я уже все организовала.
И она, буквально как школьница, поскакала договариваться со своим приятелем-лингвистом. А вокруг меня так до конца дня и витала ее сосновая аура.
БЕСЕДА ДЕВЯТАЯ
Четвертого июля день выдался чудесный: «переменная облачность небес» (мне всегда было интересно, почему они говорят во множественном числе – сколько их там, этих небес), не слишком жарко и не очень влажно, и воздух благоухает свежескошенной травой и горящими на гриле углями.
Праздники порой создают ощущение вечности, навевают всякие разные воспоминания о тех же самых праздниках в прежние годы. На Четвертое июля даже мой отец брал выходной, и мы проводили весь день
