шагом, второй семенил короткими шажками. У рослого в руках был портфель, на плече макинтош.
Спутники молча подошли к калитке одного из домов и остановились. Тот, что маленького роста, вынул из кармана ключ, отпер калитку и ввел своего спутника в длинный дворик, в глубине которого стоял дом. К нему вела узкая дорожка, усыпанная песком.
Поднявшись на крыльцо, маленький человек нажал кнопку звонка: раз, другой. Внутри дома загорелся свет. Он пробивался тоненькими полосками сквозь узкие щели в ставнях.
За дверью раздался дребезжащий старушечий голос:
— Кто там?
— Это я, тетушка, Раджими...
Загремел тяжелый засов, щелкнул ключ во внутреннем замке, и дверь открылась. Раджими и его спутник вошли.
— Вот, тетушка, мой старый друг по Самарканду, о котором я вам говорил, — представил Раджими своего спутника. — Казимир Станиславович Заволоко. — Рослый спутник любезно раскланялся. — Он у вас поживет некоторое время.
— Пожалуйста, пожалуйста, я уже все приготовила. — Лица старухи не было видно, она закрыла его широким рукавом платья, но, судя по голосу, ей можно было дать лет семьдесят.
Кроме нее в доме никто не жил. Старуха вела жизнь замкнутую, на улицу почти никогда не показывалась, а если и выходила, то в парандже, закрывавшей, по старому мусульманскому обычаю, ее лицо черной сеткой. Гостей старуха не принимала, да к ней никто и не напрашивался. Ежедневно с утра в доме появлялась пожилая женщина. Она обычно приходила с рынка с продуктами и овощами и часов до пяти дня хозяйничала: приготовляла завтрак, обед, убирала комнаты, стирала белье. Потом она уходила, чтобы притти на следующее утро.
Два раза в году — весной и осенью — появлялся старик-садовник. Несколько дней он возился с окучкой и подрезкой деревьев, выравнивал единственную дорожку, ведущую от калитки к дому, приводил в порядок клумбы, сажал цветы.
В доме царила никем не нарушаемая тишина.
Появление в доме постороннего мужчины явилось чрезвычайным событием в однообразной жизни старухи. Она два дня провела в хлопотах. Перетаскивала лучшую утварь в отведенную временному жильцу комнату, выбивала и проветривала ковры и одеяла, протирала стекла в окнах.
Казимир Станиславович был доволен отведенной ему комнатой. Особенно ему понравилась венская качалка.
Раджими приходил к Заволоко только по ночам. И тогда они подолгу беседовали. Казимир Станиславович сидел обычно в качалке с подушкой под головой, Раджими — в низеньком, глубоком и удобном кресле.
На шестой день после своего вселения Заволоко спросил Раджими:
— А как у вас обстоят дела с документами, интересующими наших шефов?
— Могу подробно доложить, — изъявил готовность Раджими.
— Мне дали поручение форсировать эту акцию, — заметил Заволоко.
Раджими пододвинул свое кресло поближе к качалке и наклонился вперед. Он потирал свои узкие руки с тонкими пальцами, будто ему было холодно.
Казимир Станиславович курил, откинувшись головой на подушку, и старался выпускать дым большими кольцами.
— Вначале я мало надеялся на возможность выполнения этого поручения, — заговорил Раджими тихим, вкрадчивым голосом, — но потом, когда неожиданно вскрылись новые обстоятельства, я сообщил, что цель будет достигнута. Я могу вам коротко изложить...
— Только не коротко, — прервал его Заволоко. — Наоборот, как можно подробнее, чтобы я все понял. Это, пожалуй, одна из причин моего приезда сюда и причем, главная.
Раджими часто закивал головой в знак согласия и продолжал:
— Тогда мне придется вернуться к далекому прошлому... Вы должны помнить, что в Самарканде, рядом с магазинам моего отца, жил владелец одного из хлопкоочистительных заводов. У него была единственная дочь, тогда еще девчурка, по имени Соня. Она часто приходила к нам в магазин с матерью, отличалась подвижностью, общительностью, всем нравилась. Постепенно Соня превратилась в хорошенькую девушку и в конце девятнадцатых годов вышла замуж и, как говорили все, удачно. Муж ее, человек в годах, бывший представитель германской фирмы по переработке кишек, слыл богачом. Я от кого-то слышал, что он попался на валютных операциях и угодил в тюрьму. Время бежало, я забыл о существовании Сони. Как-то в начале этого года меня перед входом в кино остановила незнакомая дама в беличьей дохе: «Здравствуйте! Не узнаете меня?».
На меня смотрела женщина не первой молодости. Я признался, что не узнаю. И тогда дама назвала себя. Это была Соня. В короткой беседе она подтвердила, что первый ее муж осужден, что она вышла замуж вторично. На этом наш разговор окончился. А месяца два спустя тетушка сообщила мне, что приходила Соня, очень расстроенная. Она хотела повидать меня и обещала зайти в воскресенье.
Она действительно пришла. Взволнованно она объяснила мне, что сложившиеся дома обстоятельства вынуждают ее заложить свои ценности, перешедшие ей по наследству от бабушки. Соня рассчитывала на мою помощь. Она, якобы, ни к кому другому не обращалась. Я поинтересовался, какая сумма денег ей необходима. Она назвала большую сумму. Я согласился. У меня были и есть люди, которые могут ссудить такую сумму под известный процент. Соня оставила мне ценности и даже не попросила расписки. Тут были браслет с пятью бриллиантовыми камушками, по карату белой воды в каждом, бриллиантовый кулон в платиновой оправе, серьги и три золотых кольца.
Деньги я дал Соне на месяц. Она их вернула своевременно, взяла ценности, а через неделю появилась вновь. Теперь ей понадобилось значительно больше. Я помог ей вторично. Получилось так, что деньги я должен был принести ей сам на квартиру. Я принес и там познакомился с ее мужем, Марком Аркадьевичем Мейеровичем. И как бы вы думали, кем он оказался?
Заволоко пожал плечами.
— Он оказался, — сказал важно и медленно Раджими, — коммерческим директором того самого завода.
— Который нам нужен? — перебил Заволоко.
— Совершенно верно, — подтвердил Раджими.
Заволоко энергично поднялся с качалки и оттолкнул ее ногой.
— Так это же на редкость удачно, — сказал он.
— Я тоже так думаю, — умильно улыбнувшись, согласился Раджими, — а поэтому и сообщил туда, что цель может быть достигнута.
Заволоко заходил по комнате.
— Ну, и что за тип этот... как вы его назвали, — Заволоко пощелкал нетерпеливо пальцами.
— Мейерович, — подсказал Раджими.
— Ну да... Что он собой представляет?
Раджими с ответами никогда не торопился, а тем более сейчас, когда надо было набить себе цену. Он степенно и спокойно доложил, что сблизился с семьей Мейеровичей, много раз бывал у них в доме. В прошлом Мейерович был агентом зингеровской фирмы и побывал за границей в разных странах. С установлением советской власти начал работать в хозяйственных организациях и постепенно продвинулся на должность коммерческого директора машиностроительного завода.
— А его взгляды? — поинтересовался Казимир Станиславович.
Тонкая ироническая улыбка тронула губы Раджими.
— Он беспартийный. Никогда ни в какой партии не состоял. Делец. Тратит массу денег на женщин и, конечно, не из своего жалования...
— Возраст? — спросил Заволоко.
— Точно не скажу, но, во всяком случае, моложе меня и немного старше вас.
— На какой срок вы ссудили деньги?
— На два месяца.
— Когда срок истекает?
