Никита Родионович внимательно смотрел на маленькую фотокарточку. С нее смотрел мужчина с большими залысинами на лбу, с короткой бородкой, слегка вьющейся на концах.
Нет, лицо это ему незнакомо. Широкий, крутой лоб и властные, резко очерченные губы кого-то напоминают. Но кого именно — вспомнить Ожогин не мог.
Если бы на лице не было темных очков, то возможно, оно выглядело бы иначе. Главное глаза, а они скрыты.
— Ну как? — спросил майор Шарафов.
Ожогин замотал головой.
— Этого человека я не знаю. А кто он?
— Пока сказать трудно, — ответил Шарафов, — на надеюсь, что общими силами мы разрешим эту задачу. Во всяком случае, он известен Раджими. Уже этого достаточно, чтобы он заинтересовал и нас.
Никита Родионович всмотрелся еще раз в лицо незнакомца и окончательно пришел к выводу, что он его не знает. Он передал карточку Шарафову и тут же спросил:
— А не съездить ли мне к Ризаматову? Как вы считаете? На последнем свидании Раджими сказал, что остался доволен встречей с Алимом.
— Ездить к товарищу Ризаматову нет необходимости. Товарищ Ризаматов также доволен результатами встречи и знает, как себя вести. Я, между прочим, хотел извиниться перед вами за то, что заставил вас так долго сидеть в парикмахерской Раджими.
— Буду рад, если обследование комнаты имело успех.
— Имело, — проговорил Шарафов, — и даже больший, чем я рассчитывал. Теперь стало ясно, что совместно с Раджими, Саткынбаем и Абдукаримом действует еще один человек. Он находится здесь временно, с определенной миссией. Для пользы дела я могу вам кое-что рассказать.
В руки органов государственной безопасности попало донесение, предназначенное к отправке через границу. В нем сообщалось, что автор оказался в городе Н. и нашел «четырех друзей». Далее автор приносил благодарность адресату за то, что тот дал ему возможность встретить здесь «настоящего друга», стоящего дороже четырех остальных, друга, с которым ею, автора донесения, связывает очень многое в прошлом.
Майор Шарафов полагал, что под четырьмя друзьями подразумеваются Саткынбай, Ожогин, Ризаматов и Абдукарим. Настоящим другом может быть Раджими.
— Не исключено, — заметил майор, — что автор донесения и человек, заснятый на этой фотокарточке, одно и то же лицо.
Он взял снимок, посмотрел на него вблизи, потом на расстоянии, на вытянутой руке, и, не отрывая глаз от него, проговорил:
— Но есть в этом документе места темные и непонятные, хотя за ними скрывается глубокий смысл. Вот, например, — майор положил фотоснимок, пододвинул к себе исписанный лист бумаги и прочел вслух: — «Транзитник перестал существовать в С-м Чикаго. Удачно были преодолены препятствия, мешавшие маршруту»...
Как, как? Каким городом? Прочтите еще раз! — Никита Родионович поднялся с места.
Шарафов спокойно и внимательно посмотрел на него и прочел фразу вторично.
— Чикаго? С-е Чикаго! — горячо, взволнованно заговорил Ожогин. — Я не помню, где я читал... Какой- то литератор сравнил Новосибирск с Чикаго. Глупо, неудачно, но назвал Новосибирск Сибирским Чикаго. Это сравнение мелькало в свое время на страницах печати. Я читал сам... Ведь это можно проверить...
— Согласен, — улыбнулся Шарафов. — Я дал задание проверить, но я не вижу никаких оснований волноваться. Почему вы так горячо убеждаете меня?
Никита Родионович невольно смутился.
— Вы сможете дать мне на час эту фотокарточку? — спросил он майора.
Тот поднял широкие брови.
— А в чем дело?
— Разрешите мне пока не высказывать своих предположений. Разрешите также показать эту карточку моей снохе, — продолжал Никита Родионович. — Жена брата жила и училась в Новосибирске и недавно возвратилась оттуда. Все может быть...
— Пожалуйста, — подал карточку Шарафов, продолжая улыбаться.
Антонина уже спала. Никита Родионович открыл своим ключом квартиру, зажег свет во всех комнатах и постучался к Антонине.
Пока она одевалась, Никита Родионович спросил из смежной комнаты:
— Тоня, ты хорошо запомнила лицо своего спутника-иностранца, из-за которого перетерпела столько неприятностей?
— А что?
— Да ты ответь сначала, потом видно будет.
— Конечно, запомнила.
Никита Родионович мерил шагами комнату, — он все еще был взволнован. Рассказ Антонины натолкнул его на мысль, что человек в очках, ехавший с ней через Новосибирск, то же лицо, что и изображенный на фотокарточке.
Вошла Антонина.
— На, смотри, это не твой спутник? — протянул ей фотокарточку Никита Родионович.
Антонина взяла в руки карточку и вздрогнула.
— Он? — спросил Никита Родионович.
— Он, — тихо произнесла Антонина и с беспокойством обратилась к Никите Родионовичу: — Как попала к вам эта карточка?
— Я взял ее у майора Шарафова, чтобы показать тебе. Я почему-то предчувствовал, что мы имеем дело с одним и тем же лицом...
— С каким лицом?
— Этого я тебе, Тонечка, сказать не могу... Это не моя тайна...
— Я понимаю, — смутилась Антонина. — Но, конечно, он сфотографирован до смерти?
Никита Родионович от души рассмеялся.
— Если он действительно умер, то до смерти. Спасибо, Тонечка. Я побегу к Шарафову. Он меня ожидает... Спи и не волнуйся... Костя не звонил?
И, не дождавшись ответа, он выбежал из дому.
— Почему же вы раньше не рассказали об этой истории с вашей родственницей? — с укором сказал Шарафов.
— По правде сказать, я не придал этому значения, тем более, что соответствующие органы занимались расследованием, — ответил Ожогин.
— Ай-яй-яй, — покачал головой майор, хотя сам в душе считал, что Никита Родионович вовсе не обязан был информировать его о случае со снохой.
Но вывод напрашивался один: автором донесения, предназначенного к отправке за рубеж, является иностранец-транзитник, ехавший в Шанхай, бесследно исчезнувший в пути и оказавшийся в Узбекистане.
Смущало лишь одно обстоятельство: Антонина краем уха слышала, что труп иностранца, якобы, обнаружен. В чем же тогда дело? Эту загадку надо было разгадать.
— Во всяком случае, — ясно одно, — резюмировал Шарафов: — в городе укрылся еще один враг.
8
Поздней ночью на малолюдной улице на окраине города остановилась машина. Из нее вышли два человека и скрылись в переулке.
Один из них был высокий, широкоплечий, второй — маленький, щуплый. Один шел крупным, твердым
