целиком с самозабвением молодости. Мне почти хочется ей сказать: «Не торопись! Мне за тобой не угнаться!» И вот уже целого часа как не бывало! Пора расставаться. Пять минут мы посвящаем работе над каталогом, последний поцелуй, и мы придаем лицам такое выражение, какое уже ничего не выдаст людям.
— Порядок?
— Порядок!
Можно выходить на публику. Вильбер на ужин не явился. Нашей радости нет предела. Ну что за прелесть сидеть за столом тет-а-тет. Простейшие слова, самые ничего не значащие выражения наполняются потаенным смыслом. В разговоре на самые избитые темы проскальзывает нежность. Мы ведем беседу о даме, которая заняла квартиру покойного Жонкьера. Некая миссис Алистер, обладательница трех чучел кошек, с которыми она, по слухам, целыми днями разговаривает.
— Господи, — произносит Люсиль. — До чего же мне жаль всех этих бедняг. Подумать только, ведь мы могли бы влачить такое же существование, как они, если бы не…
Рука Люсиль ищет мою, и она бормочет: «Спасибо, Мишель!» — и переходит к рассказу про свою сестру, которая живет в Лионе, и брата — почтового инспектора в Бордо. Постепенно, мало-помалу мне удается окружить ее родственниками. Она «проявляется», как на семейной фотографии. Проявитель еще не высветил некоторые места. Так, она не рассказала мне о своем раннем детстве. Мне надо знать о ней все, чтобы дать пищу своему воображению в часы одиночества. Перенесенные ею скарлатина, свинка интересуют меня не меньше, чем ее ссоры с Рувром. Ее мысли и воспоминания — вот чем я завладею в первую очередь. Я говорю ей об этом, на что она отвечает:
— Берите все, Мишель.
Смысл такого намека от меня не ускользает. Я глажу ее запястье в знак того, что понял ее и растроган, что является сущей правдой. От волнующих впечатлений этих дней я чувствую себя разбитым и запиваю своей неизменной настойкой таблетку нимбутала, обеспечивая себе крепкий сон. Любовь как большая докучливая собака — время от времени надо выпроваживать ее за дверь.
Глава 6
Я не раскрывал эту тетрадь четыре дня! Чем же я был занят все это время? Искал кафе или маленький бар — укромное и тайное местечко для наших встреч. Не слишком далеко от «Гибискусов», чтобы Люсиль не теряла времени попусту. Но и не слишком близко, чтобы нам не грозило разоблачение — встреча с жильцами пансиона. Не без труда обнаружил я маленькое старомодное бистро с кустиками бересклета у двери, с четырьмя столиками внутри. Зал темный и тихий. Ни тебе игрального автомата, ни радио. Немолодая особа вяжет за стойкой. Мы отправились туда. Ужас! Мы казались себе приезжими в ожидании поезда и просто не знали, о чем говорить. Когда перед дверью мелькал силуэт, мы вскакивали. Страх, что нас опознают, леденил душу. Пришлось искать другой выход из положения. Я должен был непременно что- то придумать, а это задача не из легких.
Библиотека? Ее открытие намечено на послезавтра, с пятнадцати до шестнадцати часов. Мы собрали средства. Я уже приобрел несколько книжных новинок. Значит, о том, чтобы превратить ее в место свиданий, уже не может быть и речи. Я не решаюсь предложить Люсиль приходить ко мне. Слишком большой риск. Но тогда где же нам встречаться? Разумеется, не в отеле. Все приемлемые отели расположены на берегу, в самой людной части города. И потом, есть условности, с которыми необходимо считаться. Не поведу же я Люсиль в отель на час как женщину, которую ни во что не ставлю. У меня просто не хватит духу. Сложить чемодан и снять номер, чтобы благопристойно принять там Люсиль, всего лишь на краткий миг? И потом, тот, кто говорит «снять номер в отеле», подразумевает переспать. Тут мне следует задаться вопросом. Я употребил это вульгарное слово, не подыскав лучшего, но суть не меняется!
К чему лукавить и не называть вещи своими именами? Правда заключается в том, что я не представляю себе, как буду раздеваться и стаскивать с себя брюки у ножки кровати, кривясь от боли в ноге, и т. д. Хорош влюбленный, который пыхтит, шепча нежные слова, и не перестает следить за своим пульсом! На расстроенной скрипке сонаты не сыграть. Только не я! У меня слишком развито чувство юмора. Однако я прекрасно понимаю, что Люсиль, напротив, охотно уступила бы моим настояниям. Возможно, она даже могла бы меня превратно понять, если бы я, уступив слабости, признался ей в своих опасениях. Возможно, она подумала бы, что моя любовь менее требовательна по сравнению с ее любовью. Я слишком самолюбив и не дам ей увидеть, что в конечном счете, быть может, так оно и есть. Как мне дать ей понять, что в какой-то момент разница лет диктует разницу чувств? Она мне нравится, она меня будоражит, волнует, она занимает все мои мысли; я так обязан ей за ту единственную радость, какая мне остается, но не требую большего. Она же, кто так страшится, что нас увидят вместе, по-видимому, в мыслях уже считает себя моей любовницей. Я прикидываю… Сколько прошло дней после смерти Жонкьера?.. Быть этого не может! В сущности, совсем немного, а между тем — наши встречи приобретают характер любовной связи. И не знаю почему, но это меня смущает. В который раз я снова заблудился в лабиринтах изнурительных и тщетных раздумий. До завтра, если у меня найдется мужество продолжать!
Я перечел свои записки. Нет, у меня не нашлось мужества. Целую неделю я не писал. Мы почти не видимся. Несколько мгновений в библиотеке, но при этом благоразумно соблюдая дистанцию, поскольку теперь у нас есть посетители — обитатели пансиона, которые заходят поглядеть на приобретенные мною книги и, пользуясь случаем, поболтать — так, как им это свойственно делать, — бесконечно и многословно, без устали переливая из пустого в порожнее. Несколько мгновений вечером, за ужином. (Вильбер вернулся. Он похудел, но невыносим по-прежнему.) Один-два раза в парке, настороженные, словно мы заблудились в джунглях, где нас подстерегают дикие звери. По-моему, наши предосторожности чрезмерны, но Рувр такой подозрительный! Люсиль сказала мне, что он уже спросил, не пора ли ей отказаться от функций библиотекаря.
— С меня уже хватит, — заявила она мне, едва сдерживая бешенство. — Я согласна преданно служить ему, но всему есть предел.
Вчера утром она передала мне записочку: «В десять вечера на террасе. Если успею прийти». И она не спустилась к ужину.
Почему на террасе? Конечно же, место выбрано неплохое. Она знает это лучше меня. Но в том-то и дело, что оно должно бы навевать на нее столько бесконечно тягостных воспоминаний. Несомненно, по этой причине она в последнюю минуту передумала и не явилась! Я прождал впустую. Перила уже приподняли. Теперь никому через них не перемахнуть.
Глядя на звезды, я размечтался о нашей любви. Единственный выход, имеющийся в нашем распоряжении, за вычетом библиотеки, парка, кафе, отеля, — это пляж. Кто мог бы нас там углядеть? На пляже, запруженном отпускниками, мы станем неопознанной парочкой. Достаточно мне взять напрокат два шезлонга и солнечный зонт. Никто из обитателей нашего пансиона не рискнет отправиться в такое место, которое пользуется плохой репутацией, где женщины, не колеблясь, выставляют напоказ голую грудь. Вот уже я и сам говорю языком старых дам из пансиона! Это потому, что, несмотря ни на что, все еще сохранил толику юмора. Несомненно, это единственное благодеяние моего возраста. Временами я умею с улыбкой посмотреть на свое счастье со стороны.
Ну вот, все в порядке. Свидание на пляже состоялось. Вчера. И мы оказались в весьма странной ситуации — вот самое малое, что я могу сказать по этому поводу.
Итак, позавчера вечером я воспользовался благоприятной минутой, которую предоставил нам Вильбер за десертом, поскольку он всегда встает из-за стола первым, чтобы пригласить Люсиль встретиться со мной на пляже. Вначале она не проявила большого воодушевления, так как сочла это рискованным. А потом, поняв, какие преимущества сулило мое предложение, согласилась.
Буду кратким. Свидание назначено на четыре часа. Предлог: визит к зубному врачу. Рувр будет вынужден смириться. Разумеется, он может позвонить по телефону секретарю дантиста и проверить, но Люсиль думает, что он не решится. Мы радуемся, как ребятишки, которым удалось тайком убежать из дому.
