непоколебимым в течение всего дня. Именно поэтому наши мудрецы хвалят его за то, в чем других находят недостаточно достойными похвалы. Другие могли заниматься этим не более трех часов, после чего сходили со столь высокого уровня; Раб же выдерживал целый день. То же самое можно сказать и о Леви Ицхаке: чем я могу заниматься не более трех часов, то он может делать весь день; он так напрягает свой дух, что постоянно ощущает себя в высшем мире, даже когда говорит с совершенно ничтожными людьми».
ЗАСМЕЯВШИЙСЯ
Равви Моше Лейб из Сасова был глубоко предан Бердичевскому цадику. Однажды его ученик Авраам Давид, позднее ставший равви в Бичаче, стал просить у наставника разрешения отправиться к равви в Бердичев, со способом обучения которого он очень хотел познакомиться поближе. Равви Моше Лейб не хотел давать ему разрешения. «В книге Даниила, – сказал он, – читаем, что «они обладали способностью стоять во дворце царя». Наши мудрецы толкуют эти слова так: они научились воздерживаться от смеха, сна и других подобных вещей. А равви Леви Ицхак постоянно полыхает незатухаемым огнем. Во всем, что он делает, присутствует его огнеподобная душа. Так что тот, кто отваживается предстать перед равви Леви Ицхаком, должен быть уверен в том, что он удержится от смеха, видя странные поступки святого равви, когда он молится или когда ест».
Ученик обещал, что сможет удержаться от смеха, и равви Моше Лейб разрешил ему поехать в Бердичев на субботу. Но когда за трапезой Авраам Давид увидел конвульсивные движения цадика и те рожи, которые он корчил, он не смог удержаться и засмеялся. Но затем, сотрясаемый приступами смеха, ученик впал в безумие. Его вывели из–за стола и по окончании субботы отправили с сопровождением в Сасов.
Когда равви Моше Лейб увидел своего ученика, то написал письмо цадику: «Я отправил тебе целый сосуд, а ты вернул мне разбитый».
Болезнь Авраама Давида длилась тридцать дней. Затем он неожиданно выздоровел. С того момента он каждый год в этот день устраивал праздничную трапезу; на ней он рассказывал о своей поездке в Бердичев, завершая свою историю такими словами: «Возблагодарим Господа, ибо благ Он и милость Его – повсюду».
ДЕНЬ ЗА ДНЕМ
Каждый вечер Бердичевский равви разбирал в своем сердце сделанное за день и каялся во всех своих проступках, которые замечал. Он говорил: «Леви Ицхак никогда впредь не сделает этого». Затем спохватывался: «Леви Ицхак говорил то же самое вчера!» После чего добавлял: «Вчера Леви Ицхак говорил неправду, но сегодня он сказал правду».
Бердичевский равви постоянно повторял такие слова: «Подобно женщине, страдающей от сильных болей при рождении ребенка, которая говорит, что больше никогда не ляжет со своим мужем, но затем забывающей о своем обещании, мы каждый раз на Йом–Кипур признаемся в своих грехах и обещаем исправиться, но затем продолжаем грешить; Ты же продолжаешь прощать нам грехи наши».
ВЕЧНЫЕ НАЧАЛА
Некий ученик спросил Бердичевского равви: «Талмуд учит, что «совершенные в праведности не могут достичь того места, которое достигают обратившиеся к Богу». Неужели, согласно этим словам, совершенный в праведности от юности своей следует за тем, кто много раз отступал от Бога, и не может достичь его степени?»
Цадик ответил: «Тот, кто каждый день видит новый свет, свет, не виденный им вчера, если он стремится к истинному служению, должен признать несовершенным свое вчерашнее служение, искупить его и начать все заново. А совершенный, уверенный в том, что он всегда совершает правильное служение, и ни на шаг не отступающий от своего мнения, не воспринимает света; поэтому он следует за тем, кто постоянно как бы заново обращается к Богу».
ЗАВИСТЬ
Однажды, идя по улице, Бердичевский равви встретил человека, занимавшего высокий пост и весьма этим гордившегося. Равви ухватил его за пальто и произнес: «Господин, я завидую тебе! Когда ты обратишься к Богу, каждое твое прегрешение засияет лучом света и весь ты превратишься в великий светоч. Господин, я завидую этому потоку света!»
СЕДЕР ПРОСТЕЦА
Как–то равви Леви Ицхак устроил в первую пасхальную ночь Седер столь благочестиво и с таким рвением, что каждое изречение и каждый ритуал излучали за столом цадика всю святость своего скрытого смысла. Наутро после Седера он сидел в своей комнате радостный и гордый от того, что Седер так удался. Вдруг он услышал голос, говорящий: «Милее, чем твой. Мне Седер Хаима, водовоза».
Равви позвал домочадцев и учеников и спросил о водовозе Хаиме, но никто его не знал. Тогда цадик велел нескольким ученикам пойти и отыскать его. Долго бродили они, покуда на окраине города, в бедном квартале, им не показали дом водовоза Хаима. Ученики постучали в дверь. Вышла женщина и спросила, что нужно. Ученики сказали. Женщина сильно удивилась и произнесла: «Да, Хаим–водовоз – мой муж. Но пойти он с вами не сможет, потому что вчера много выпил и теперь отсыпается. Так что если вы его и разбудите, то ничего не получится – он на ногах не стоит».
Ученики сказали в ответ: «Нам велел равви». Они вошли в комнату и стали трясти спящего. Но тот лишь посмотрел на них мутными глазами, ничего не понял и хотел снова уснуть. Тогда его стащили с кровати, поставили на ноги и чуть не на плечах приволокли к равви. Леви Ицхак велел усадить его на кресло рядом с собой. Когда водовоз сел притихший и смущенный, равви наклонился к нему и спросил: «Равви Хаим, дорогой мой, какова была твоя тайная цель, когда ты собирал квасное?»
Водовоз посмотрел на равви одурелыми глазами, покачал головой и произнес: «Равви, я поискал по всем углам и собрал крошки квасного в горсть».
Удивленный цадик снова спросил его: «А о чем ты думал, когда сжигал квасное?»
Водовоз подумал немного, потом, вспомнив, опечалился и смущенно сказал: «Равви, я забыл сжечь квасное. Оно до сих пор лежит под моей кровлей».
Равви Леви Ицхак, услышав это, засомневался, но снова спросил: «Скажи мне, равви Хаим, а как ты устроил Седер?»
Что–то промелькнуло в глазах водовоза, и он произнес со смирением:
«Равви, я скажу всю правду. Я слышал, что нельзя пить водку все восемь дней праздника. Поэтому вчера утром я выпил столько, чтобы хватило на все восемь дней, после чего опьянел и заснул. К вечеру меня разбудила жена и сказала: «Что ты не устраиваешь Седер, как все евреи?» Я ответил: «Чего ты от меня хочешь? Человек я темный, как и мой отец, и не знаю, что следует делать, а чего делать нельзя. Я знаю только, что отцы и матери наши были в плену у цыган*[208] и что есть у нас Бог, который их и освободил. Теперь, смотри, мы опять в плену, но я знаю и говорю тебе, что Бог
