– …что богам не нужны безупречные души, им нужны великие. И, мне кажется, именно из такой тьмы вырастает величие, так же как цветы вырастают из земли. Я вовсе не уверена, что величие может существовать без этой тьмы. Ты был осенен богом в той же степени, что и любой присутствующий здесь. Не отчаивайся, потому что боги, думаю, еще не отчаялись.
Тусклые серые глаза покраснели, подернулись дымкой слез:
– Но я слишком стар, чтобы начинать сначала.
– У тебя больше времени, чем у Пежара, который в два раза моложе и которого похоронили за стенами замка два дня назад. Встань над его могилой и, пользуясь даром дыхания, жалуйся на то, что у тебя мало времени. Если посмеешь.
Стальные нотки в ее голосе заставили его отпрянуть.
– Я предлагаю тебе честное начало. Но не отвечаю за то, чем это кончится. Попытка может завершится провалом, но это лучше, чем заведомо обречь себя на провал, отказавшись от шанса.
Он долго набирал в грудь воздух:
– Тогда, если так, сознавая все, что вы знаете обо мне – а это больше, чем я когда-нибудь смогу рассказать кому-то, живому или мертвому, – то отныне я принадлежу вам, рейна, если вы захотите принять меня.
– Спасибо, капитан: я принимаю. Как мой старший грум вы получите указания от моего сенешаля. Мне кажется, вы сочтете его весьма сносным командиром.
Горам улыбнулся при этих словах и отсалютовал на прощание.
Ди Кэйбон некоторое время стоял рядом с ней и смотрел, как Горам покидает двор. На лице у него читалось беспокойство.
– Что ж, мудрейший? Как вам теперь быть свидетелем?
Он вздохнул:
– Знаете, быть осененным богом не такое уж… хм… удовольствие, как я думал еще в Валенде, когда мы только двинулись в путь. Я был просто в восторге от того, что бог выбрал меня для выполнения такой миссии.
– Я пыталась донести до вас это еще в Касилшасе.
– Да. Но теперь, думаю, я понимаю лучше.
– Знаете, моему двору понадобится и служитель тоже. И раз я теперь своеобразный дедикат Бастарда в этом мире, то, думаю, вы подойдете мне как нельзя лучше. Скорее всего мы отправимся в Пять Княжеств. И если вы продолжаете мечтать о судьбе мученика, как утверждали раньше в своих проповедях, у вас есть неплохой шанс.
Он весь покраснел:
– Пятеро богов, но это были очень глупые проповеди. – Он глубоко вздохнул. – Очень бы хотелось, чтобы часть про мученика миновала меня, а что касается остального, – я отвечу
– Да, – улыбнулась Иста. – И однажды он говорил вашими устами. А это значит, что
– Ох. – Ди Кэйбон моргнул, пытаясь принять сказанное. – Это так? В самом деле? Боги!
Он моргнул еще несколько раз. Когда он начал откланиваться, рот его все никак не мог закрыться.
Вечером после ужина, когда солнце уже село и белые звезды начали зажигаться на кобальтовом небе, куполом раскинувшемся над каменным двориком, лорд Иллвин поднялся по ступеням и постучал в дверь Исты. Лисс, сделав дружеский реверанс, впустила его во внешнюю комнату. С крайним удивлением на лице он протянул руки Исте:
– Смотри. Это выросло на абрикосовом дереве в парадном дворе. Я как раз только что там проходил.
Лисс взглянула:
– Это абрикосы. Вполне логично, что они выросли на абрикосовом дереве… не правда ли? – Она замолчала.
Фрукты были крупными и яркими, с красным румянцем на темно-золотистой кожице. Иста, склонившаяся над ними, почувствовала сладкий аромат.
– Приятно пахнут.
– Да, но… сейчас не сезон. Моя мать посадила это дерево, когда родился я, а миндаль предназначался Эрису. Я знаю, когда эти деревья начинают плодоносить, я наблюдаю за ними всю жизнь. А не несколько месяцев. Осталось немного цветков, которые не успели опасть, но большая часть листьев уже на земле. Эти два абрикоса висели среди остатков листвы, и заметил я их совершенно случайно.
– А как они на вкус?
– Я побоялся их попробовать.
Иста улыбнулась:
– Может быть, они появились и не в сезон, но это вовсе не несчастье. Думаю, это больше похоже на дар. Так что с ними все в порядке. – Она ногой толкнула дверь во внутреннюю комнату. – Заходи. Давай их попробуем.
– М-м-м, – протянула Лисс. – Я могу оставаться на виду, если вы оставите дверь открытой, но не уверена, что мне удастся стать глухой.
Иста кивком головы указала Иллвину на дверь спальни:
– Прости, нам надо минутку поговорить.
Легкая улыбка мелькнула у него на губах, он вежливо склонил голову и скрылся во внутренней комнате. Иста захлопнула за ним дверь и повернулась к Лисс:
– Я, кажется, рассказала тебе еще не все правила поведения рассудительной фрейлины…
И она коротко, ясно и очень вежливо объяснила, ей в чем дело. Пока Лисс слушала, глаза ее сияли, словно звезды, сверкавшие над каменном двориком. У Исты камень с души спал, когда она увидела, что девушка не испытала ни смущения, ни удивления. Но и такого энтузиазма Иста не ждала. Не успев договорить, она обнаружила, что уже стоит в спальне и дверь за ней плотно закрыта.
– Думаю, мне стоит пойти посидеть на ступеньках, дорогая рейна, – донесся голос Лисс сквозь толщу деревянных стен. – Там прохладнее. И, думаю, мне захочется сидеть там
Иста услышала стук внешней двери.
Глаза Иллвина искрились безмолвным смехом. Он вручил ей один из абрикосов; Иста взяла фрукт; ее пальцы, случайно коснувшись его руки, немного вздрогнули.
– Что ж, – сказал он, поднося свой абрикос к губам. – Тогда давай смелее…
Вслед за ним она надкусила плод. Вкус оказался не менее чудесным, чем внешний вид и аромат. И несмотря на все ухищрения, дело закончилось тем, что сок потек у нее по подбородку.
– Что же это такое…
– Постой, – он придвинулся ближе, – давай я тебе помогу…
Поцелуй оказался долгим; пахнущие абрикосом пальцы Иллвина ласково зарылись в ее волосы. Когда они прервались, чтобы дать друг другу возможность подышать, Иста заметила:
– Я всегда боялась, что для того чтобы мне найти любовь, понадобится божественное вмешательство… оказалось, я была права.
– Ш-ш-ш, ш-ш-ш, посмотри на себя, горько-сладкая Иста. Святая, маг, вдовствующая рейна Шалиона- Ибры, разговаривает с богами в те моменты, когда не проклинает их, – мужчина должен быть бесшабашным маньяком, чтобы подумать о вас в этом смысле… Но это хорошо. Это остановит моих соперников.
Она не удержалась и – захихикала. Услышав себя, она засмеялась еще громче – от неожиданности, от радости, от удивления. Он пил ее смех, словно сок этих чудесных абрикосов.
«А я боялась, что уже забыла, как это делается».
В длинном черном камзоле, штанах и сапогах он казался высоким и прекрасным; но без всего этого, он