Он покачал головой.
- Следующего раза не будет. Помогите мне открыть бочку, - попросил он. - Не таскать же мне все это добро в сумке.
- Извините. - Она снова надела очки. - Конечно. И кстати, вы обещали рассказать, как узнали мое настоящее имя.
С усилием подняв вверх три рукоятки, они сняли крышку с бочки, наполненной - но не доверху - ярко-желтой краской. Содержимое сумки пистолет, обоймы, гильзы - он высыпал в бочку.
- Машину не хотите проверить, Анюта?
- Конечно, - уже смущенно сказала она. - Спасибо.
Они тщательно обследовали машину, но нашли только одну гильзу. Она заметила, как он быстро провел рукой под панелью, и насторожилась.
- Скажите своим профессионалам, - проговорил он с нескрываемым удовлетворением, - что иногда выходящие на задание машины полезно снабжать радиомаяками.
- А зачем? - Она вылезла из машины и бросила гильзу в бочку.
Промахнулась. Пришлось искать гильзу в траве.
- У меня же телефон... - Она обернулась к нему. - Что за глупости!
Держа пистолет в левой руке, он вытащил у нее из кармана телефон и бросил в бочку.
- Теперь, пожалуйста, разденьтесь, - деловито приказал он. - И не тяните - времени мало.
- Но вы же понимаете, что...
Он вздохнул.
- Пока я буду говорить, вы раздевайтесь, пожалуйста. Где-то я читал, что дневной запас слов у женщины превышает двенадцать тысяч. У мужчины - не более двух с половиной тысяч. Бюстгальтер и трусики тоже. Амулет можете оставить. Не хотите же вы сейчас истратить весь свой дневной лексический запас? У вас менструация?
- Тоже снять?
- Нет, это даже к лучшему: краска не сразу попадет в органы малого таза.
- Краска? - Она сняла очки - руки ее дрожали. - Вы маньяк.
- Вещи и очки туда же. Ну же!
Она неловко вскарабкалась на край бочки, спустила ноги внутрь. Наконец спрыгнула. Бочка слегка покачнулась.
- Присядьте.
Голова ее скрылась в бочке.
- Спасибо. - Не выпуская пистолета из левой руки, он подхватил правой крышку и ребром поставил ее на борт бочки. - А вы сентиментальны. Что ж, у хорошего командира все подчиненные должны быть чуточку сентиментальны: таких легче посылать на бессмысленную смерть.
Девушка вдруг встала. Тело ее до подбородка было покрыто ровным слоем ярко-желтой краски.
- Это за девочку? - спросила она севшим до хрипоты голосом. - Я ничего не знала... У меня нет командиров. И вы просто случайно угадали мое имя. Что за фокус вы хотели мне показать?
- Ваше тело очень красиво, особенно ярко-желтая грудь. Это масляная краска, готовая к употреблению. В ацетоновой вы задохнулись бы через несколько минут.
- Вы сожжете меня в этой бочке?
- Садитесь. Ну, быстро! И ни о чем не думайте несколько минут привыкайте. - Он тщательно запер крышку. - Прощайте или до свидания - кому как повезет. Аннам иногда везет, Анютам - реже. - Посмотрел на небо. Обещают дождь.
Из бочки не донеслось ни звука.
Пистолет он сунул под сиденье, под педалью сцепления установил круглую коробочку, которая сработает от нажима, двери машины оставил полуоткрытыми, ключ - в замке.
Бросив куртку на крышку бочки, он легко зашагал по дорожке между гаражами, которая через полчаса вывела его к станции метро. Спускаясь на эскалаторе, вдруг заметил, что ноготь указательного пальца выпачкан краской. Вытер ноготь о нагрудный карман голубой рубашки. Получилась короткая косая яркая полоска. Деталь декора.
В ожидании поезда он прошел в дальний конец перрона, где никого не было, и снова вытянул перед собой левую руку. Зажмурившись, медленно открыл ладонь. На ней сидела ярко-желтая бабочка. Она дернула тельцем и взлетела. Лицо его стало мокрым от пота. Получилось. Но почему же никогда не получается при свидетелях?
Подошел поезд.
- Следующая остановка - 'Домодедовская'.
'А может, никакой это был не ребенок? - подумал он. - Может, там была кукла. Кукла-сукла, сукла-макукла, срукла, жукла, недобукла, крукла, фрукла, мукла, кла, гиперперпенсупердрюкла! И она никогда не мочилась, потому что в мочевом пузыре у нее жила золотая рыбка. Многие так считали. Где это было? Далеко. Давно. Братья всегда таскали с собой куклу...'
Девушка напротив с таким наслаждением ласкала губами и кончиком языка мундштук гобоя, что он смущенно отвел глаза.
На 'Каширской' он выскочил из вагона, когда двери уже закрывались, и бросился к переходу на Серпуховскую линию.
Когда вагон тронулся в сторону 'Нахимовского проспекта', он понял, что не ошибся: за ним следили.
Муравей полз снизу вверх по позвоночнику. Один-единственный муравей. Знак тревоги. Изобразив полудрему, он внимательно огляделся. Напротив два угрюмых потных парня в куртках нараспашку, пьющие пиво из горлышка. Справа - наискосок - дама, старательно камуфлирующая свой возраст: просторные бело-розовые и светло-зеленые одежды, серебряные кольца на запястьях, книга в руках, широкополая шляпа, шелковый шарф на шее, темные очки.
Никого.
А муравей полз. Муравья не обманешь. Может быть, в соседнем вагоне. Можно выскочить на пересадочной станции, запутать следы, получить сполна деньги (они физически не успели бы блокировать счет) и исчезнуть. А возможно, это из-за девочки. Ее не должно быть в машине. Да и вряд ли красавицу Анюту успели извлечь из бочки с краской - ярко-желтое ей так идет - и, выбив из нее связную информацию, приняться за дело. Ей еще у токсиколога надо побывать. Или в реанимации. Дай Бог, чтобы она осталась жива. Анна, Анюта... Почему она сказала, что он почти угадал ее имя? Что Анна - руку готов дать на отсечение. В городке почти всем девочкам давали это имя. Анна или Ханна. Или Лавиния. Нет, Лавиния - редкое имя. Единственное.
На 'Боровицкой' он все же вышел, пропустил поезд и сел в следующий.
- Станция 'Чеховская'! - объявил металлический голос.
Он торопливо зашагал к переходу на 'Пушкинскую'. Здесь всегда один из эскалаторов на ремонте - по нему он и сбежал вниз. Уворачиваясь от торговцев в чалмах, спустился в большой зал и, лавируя, почти бегом бросился к лестнице, над которой высился бронзовый бюст Пушкина. Еще переход. Эскалатор медленно, пристукивая, пополз вверх. Муравей - тоже. Но его никто не преследовал, это очевидно. Во всяком случае - сейчас.
Значит, кукла.
Или все же - девочка?
Он ведь по-настоящему не разглядел лица тех, кто сидел в машине. Месиво. Девичье платье. Нет, кукла, которую третий брат всюду таскал с собой.
Наверху, в переходе, он свернул налево и в несколько прыжков поднялся на тротуар, окаймлявший Пушкинскую площадь. Постоял у газетного киоска рядом с входом в 'Московские новости', неторопливо выкурил сигарету. Руки не дрожали.
Неторопливо зашагал вверх - к Тверской. На углу Тверской и Страстного бульвара - охраняемый банкомат. У тетки в красно-синей майке купил полиэтиленовый пакет (сумма-то крупная), но когда увидел томившуюся у входа очередь, не останавливаясь, спустился в подземный переход. Ускорил шаг. Тотчас выскочил наверх и торопливо миновал памятник Пушкину, возле которого, сбоку и сзади, в инвалидной коляске сидел одинокий старик, тупо следивший за людским потоком.
Сорвав солнцезащитные очки и швырнув их в сторону бронзового памятника, он бегом спустился в следующий переход и, увернувшись от компании юнцов с серьгами в ушах, вприпрыжку бросился наверх - на широкий тротуар Тверской. Пакет бросил в мусорный ящик. Еще успеется. Но теперь он только бежал. Быстрее, еще быстрее. Если кто-то вдруг и спросит, как его зовут, он не сможет остановиться и в спешке выкрикнет первое пришедшее в голову. Авессалом! Мохаммед! Серапион! Но им все равно...
Человека в белой рубашке, выбегавшего из подземного перехода с чем-то черным в руках, он заметил сразу, но продолжал бежать, не сбавляя ходу. Мужчина бросился ему навстречу. Кто он такой? Он не успел уступить ему дорогу, как вдруг этот человек в белой рубашке всунул ему в руку что-то тяжелое, указательный палец машинально лег на спусковой крючок, автоматически и мгновенно сработал слаженный механизм мышц, сухожилий и нервов, раздался глухой выстрел, еще, мужчина схватился обеими руками за грудь и попятился, а он, изо всей силы швырнув пистолет в проем подземного перехода, резко развернулся и быстро зашагал назад - только бы не сорваться на бег - в сторону Пушкинской площади, свернул в арку под гостиницей 'Минск'. До сих пор не слышно ни милицейских свистков, ни сирены 'скорой', только заполошные крики прохожих. Оглянулся - его никто не преследовал. О чем он забыл? А, ладно, все - потом. Переулками и дворами он минут за двадцать доберется до Садовой-Триумфальной.
Перекур.
Вот в чем дело: он помнил стрельбу на кольцевой, девушку с ярко-желтой грудью, муравья на позвоночнике - он помнил все, но только не себя. Спокойно. Этот случай у перехода спутал все мысли. Откуда взялся этот самоубийца? Абсурд. Вытащил ногтями длинную сигарету и неторопливо прикурил. Итак, кто он такой? Только без мистики. Это нервный шок. Мгновенное выпадение памяти. Бывает микроинсульт, а у него случился приступ микроамнезии. Глубоко затянулся. Кто был тот мужчина, в которого ему только что пришлось стрелять? Кажется, знакомое лицо...
Он поднял голову и понял, что все еще стоит под аркой гостиницы 'Минск'. Странно. Арку, как ему поначалу казалось, можно было преодолеть в несколько прыжков. Пройти шагов двадцать-двадцать пять - и ты в проулке. Но, видимо, здесь, как и повсюду в Москве, решили затеять какую-то перестройку. Стены арки, перекрытой плотно пригнанными бетонными плитами, тянулись вперед - на сто, двести, триста метров? В темноте не разберешь. И никакого света ни над головой, ни впереди.
Когда глаза попривыкли к темноте, он разглядел валявшиеся на земле носилки, лопаты, обломки кирпичей и досок - обычный строительный мусор. Он
