поцеловались еще раз, и я залез к ней в кофточку.
– Я знала, что когда-нибудь вас встречу, – сказала она.
Я снова поцеловал ее, на сей раз с некоторой жестокостью. Головой она почувствовала мой хрен.
– Эй! – воскликнула она.
– Это ерунда, – ответил я.
– Черта с два, – сказала она, – что ты хочешь сделать?
– Не знаю…
– Зато я знаю.
Валенсия встала и ушла в ванную. Вышла она уже голой. Залезла под простыню. Я выпил еще стаканчик. Потом разделся и забрался в постель. Стянул с нее простыню. Что за громадные груди. Она наполовину из грудей состояла. Я сжал одну рукой – потверже, как только мог – и пососал сосок. Тот не отвердел. Я перешел к другой и тоже пососал. Никакой реакции. Я поколыхал ее груди туда и сюда. Засунул между них хуй. Соски оставались мягкими. Сунулся было хуем ей в рот, но она отвернулась. Я уже подумал, не прижечь ли ей задницу сигаретой. Какая масса плоти. Изношенная, стоптанная потаскуха с улицы. Обычно бляди меня зажигали. Хер мой был тверд, но духа в нем не наблюдалось.
– Ты еврейка? – спросил я.
– Нет.
– Ты похожа на еврейку.
– Я не еврейка.
– Ты живешь в Фэрфаксе, правда?
– Да.
– А твои родители – евреи?
– Слушай, чего ты заладил –
– Не обижайся. У меня лучшие друзья – евреи. Я снова потелепал ей груди.
– Ты, кажется, боишься, – сказала Валенсия. – Ты, кажется, зажат.
Я помахал хуем у нее перед носом.
– Вот
– Ужас какой. Откуда у тебя взялись такие толстые вены?
– А мне нравятся.
Я схватил ее за волосы, прижал головой к стене и всосался ей в зубы, глядя прямо в глаза. После этого начал играть ее пиздой. Долго она собиралась с мыслями. Потом начала раскрываться, и я засунул в нее палец. Нащупал клитор и стал его разрабатывать. Затем оседлал. Мой хуй был внутри нее. Мы в самом деле еблись. У меня не было никакого желания ее ублажать. Хватка у Валенсии была ничего. Я забрался в нее довольно далеко, но она, похоже, не реагировала. Плевать. Я качал и качал. Еще одна поебка. Научно- исследовательская. Не чувствуется, будто вторгаешься куда-то. Нищета и невежество порождают собственную истину. Она моя. Мы – два животных в лесу, и я ее убиваю. Она уже подступала. Я поцеловал ее – и губы ее наконец открылись. Я закопался еще глубже. Голубые стены смотрели на нас. Валенсия начала слегка постанывать. Это меня подстегнуло.
Когда она вышла из ванной, я уже оделся. На столе стояли два стакана. Мы из них медленно тянули.
– А почему ты живешь в районе Фэрфакса? – спросил я.
– Мне там нравится.
– Отвезти тебя домой?
– Если тебе не трудно.
Она жила в двух кварталах к востоку от Фэрфакса.
– Вон мой дом, – показала она, – с летней дверью.
– Милое местечко.
– Он и есть милый. Не хочешь зайти на минутку?
– А есть чего-нибудь выпить?
– Ты херес можешь?
– Конечно…
Мы вошли. На полу валялись полотенца. Проходя, она пнула их под кушетку. Затем появилась с хересом. Очень дешевое пойло.
– Где у тебя ванная? – спросил я.
Я нажал на слив, чтоб не было слышно, и вытравил херес наружу. Смыл еще раз и вышел.
– Еще налить?
– Конечно.
– Дети приходили, – сказала она, – поэтому в доме такой бардак.
– У тебя есть дети?
– Да, но о них Сэм заботится. Я допил.
– Ну, ладно, слушай, спасибо за выпивку. Мне пора двигать.
– Ладно, мой номер у тебя есть.
– Точно.
Валенсия проводила меня до летней двери. Там мы поцеловались. Затем я дошел до «фольксвагена», влез в него и отъехал. Завернул за угол, остановился прямо посреди дороги, открыл дверцу и выблевал второй стакан.
98
Раз в три или четыре дня я виделся с Сарой – либо у нее, либо у меня. Мы спали вместе, но секса не было. Подбирались близко, но никогда не приступали всерьез. Заповеди Драйера Бабы блюлись крепко.
Мы решили провести праздники вместе у меня – и Рождество, и Новый год.
Сара подъехала на своем фургоне 24-го около полудня. Я посмотрел, как она паркуется, потом вышел навстречу. К крыше фургона были привязаны доски. Подарок на Рождество: она собиралась построить мне кровать. Моя нынешняя – чистое издевательство: просто коробка с пружинами, а из матраса кишки торчат. К тому же Сара привезла натуральную индюшку плюс гарниры. Я заплачу за них и за белое вино. И еще для нас обоих были маленькие подарки.
Мы внесли в дом доски, индюшку и прочую фигню. Я выставил наружу кроватную раму, матрас с изголовьем и положил на них табличку: «Бесплатно». Первым ушло изголовье, рама с пружинами – второй, и в конце концов кто-то забрал матрас. У нас бедный район.
Я видел кровать Сары, спал на ней, и мне понравилось. Я никогда не любил усредненных матрасов – по крайней мере, из тех, что мог себе позволить. Больше половины жизни я провел в постелях, более приспособленных для дождевых червей.
Сара сама себе сделала кровать и теперь собиралась построить еще одну такую же для меня. Крепкая деревянная платформа, на 7 ножках четыре-на-четыре (седьмая прямо посередине), а сверху – слой твердой 4-дюймовой пенорезины. Нормальные у Сары инженерные замыслы. Я держал доски, а она забивала гвозди. Недурно она с молотком управляется. Весу-то всего 105 фунтов, а гвоздь забить может. Отличная получится кровать.
Много времени это у Сары не отняло. Затем мы ее испытали – несексуально, – а Драйер Баба улыбался нам с небес.
Мы поехали искать новогоднюю елку. Мне-то елку не сильно хотелось (для меня и в детстве Рождество не было счастливым), и, когда мы обнаружили, что все площадки пусты, я не очень расстроился.
