в коем случае не стрелять, ни о чем не спрашивать.
– Мне почему-то не нравится эта идея, – говорит Райнер. – Все это опасно и затягивает. Я подождал бы, когда они вернутся. Никуда бы не ехал. Написал бы для начала докладную записку.
Но Блумберг отвечает, что презирает опасность; а что до затягивания, то такой зануда как Райнер не может быть азартным человеком. Так считают все. Райнер не склонен идти против общественного мнения, а также мнения своего начальника. Уж кто-кто, а Райнер…
– Шум и переполох, – говорит Блумберг Райнеру на прощанье. – Хартконнер не отвечает на звонки, заперся в кабинете со своим юристом, по громкой связи велел работникам не реагировать на повестки. Дилинговый центр принес присягу на верность.
– Безумие, – говорит Райнер. – Сколь веревочке не виться.
– Ты найдешь его первым, – говорит Блумберг. – Сразу, в первые же минуты, попытайся добиться чего-нибудь от де Грие. Он не будет говорить без адвоката, но я хочу, чтобы ты правильно его настроил. Ты это умеешь.
Так Давид Блумберг ступил на совершенно иную землю и послал свои войска догонять Манон и де Грие.
Референт Давида Блумберга, Райнер, молодой человек с черными глазами и выцветшей шевелюрой, едет на своей машине на юг.
Солнце печет. Райнер смотрит на часы. Включает радио.
«Макиавелли однажды написал своему приятелю Боккаччо о таком смешном случае, – говорит диджей радиостанции «Университетские симфонии». – К нему в темноте однажды привязалась проститутка, и он, не включая света, чтобы не видеть, какая она страшная, привел ее домой, сделал с ней все, что захотел, а потом оказалось, что это старый дед. Пришлось платить…»
Вздуло жарким ветром. Райнер едет все дальше и дальше. Горы встают вдали.
На бензоколонке пустынно, жарко. Белые пластиковые столики плавятся на солнце. Райнер берет жареной картошки и бутылочку минеральной воды.
Картошка съедается довольно быстро. Райнер берет вторую порцию, и еще кофе. Ему уже не хочется есть, но он ловит себя на мысли, что ехать на юг ему не хочется еще больше.
Поля стрекочут. За десять минут мимо не проехало ни одной машины. Райнер сидит в тени, но и в тени асфальт так горяч, что подошвы Райнеровых сандалий прилипают. Солнце неяркое, размытое, разлитое на все белое, ослепительное небо. Свет всюду, тени вялые, полудохлые, как укроп на краю пластиковой тарелки.
Райнер вздрагивает и вдруг видит, что напротив него за столиком расположилась плотненькая девчонка с рюкзачком.
– Привет, – говорит она. – Тебя как зовут?
– Вернер, – придумывает Райнер нехотя.
– А меня Роза, – говорит девчонка с симпатией. – Слушай, я просто очень застенчивая и стесняюсь знакомиться с молодыми людьми. А у тебя так бывает? В смысле девчонок?
– Бывает, – говорит Райнер.
– А в какую сторону ты едешь?
Райнер хочет сказать, что едет не в ту сторону и, наверное, не сможет ей ничем помочь, не сможет подвезти ее. Повисает пауза. Девчонка обаятельно улыбается. У нее рыжие хвостики, а все лицо закапано веснушками, и плечи тоже, как апельсины, а еще на ней тесная маечка, видимо, купленная в отделе детской одежды, и шортики до колен, и розовые шлепанцы, а за спиной маленький джинсовый рюкзачок.
– Ты стесняешься, – говорит Роза. – Знаешь, почему я это знаю? Потому что ты… – девчонка показывает, как Райнер скрестил руки, охватив ими плечи. – Это признак смущения.
Роза заглядывает под столик сбоку.
– Вот и ноги у тебя тоже смущенные! – объявляет она. – Я просто учусь на психолога, так что… А сейчас у меня практика. Я просто езжу по всей Европе и болтаю с людьми, общаюсь как можно больше. Так я пытаюсь побороть свою природную застенчивость.
– Тебе это удается, – говорит Райнер. – Я ни за что не сказал бы, что ты застенчивая. Скорее наоборот.
Ему удается ее смутить: Роза мгновенно краснеет, щеки и уши так и вспыхивают. Выглядит это смешно. Райнер, не выдержав, слегка улыбается.
– Ну что, поедем? – говорит Роза и порывисто встает.
– Я еду в Италию, – предупреждает Райнер. – Через Вену.
– Прекрасно. Вена – столица психоанализа.
– Вообще, у нас в Европе, конечно, больше загадок, чем мы думаем, – говорит Роза. – В каждом из нас скрыто столько всего… Мы как римляне эпохи упадка, ты понимаешь, о чем я говорю?
Райнер отмалчивается и смотрит на дорогу.
– Может быть, ты расскажешь что-нибудь о себе?
– Наверное, не буду, – говорит Райнер.
– Почему? – искренне огорчается Роза. – Я не нашла к тебе подхода?
– Послушай, – говорит Райнер, – таким способом ты вряд ли очень легко найдешь подход ко всем людям. Ведь смотря что считать подходом, верно? Ты смогла заговорить со мной и сесть ко мне в машину, но залезть ко мне в душу, действуя таким образом, у тебя, скорее всего, не получится. Извини, конечно, но ты
