Завожу двигатель. Манон открывает книгу «Автомобильные дороги Европы», сгибается пополам, кладет книгу себе под ноги и читает в таком положении. Отъезжаю. Ставлю кондиционер на восемнадцать градусов Цельсия.
Снаружи…
Снаружи жаркий закат. Тени повисли на заборах. Ни души. Ярко-белоснежные огненные вершины Альп в застывшем синем небе, пашут самолеты-бороны.
– Выпусти меня, – говорит Манон.
Останавливаю машину; Манон вываливается наружу. Через выжженный скошенный луг, по сухому жесткому ежику травы, бредет к краю поля, через васильки, ржаные колоски, туда, где берег спускается к темному ручью. Я бреду за ней в десяти шагах. У дерева, разбитого молнией вдоль пополам, Манон присаживается на корточки и запускает два пальца в рот.
– Зря ты это! – кричу я ей издалека. – Не надо бы!
Но мой крик тонет в густом, глухом жарком воздухе.
Господи, какая парилка; а может быть, это конец света, может быть, солнце решило сжечь нас, и вот теперь будет становиться все жарче и жарче, – трава такая горячая, что брюки внизу подгорают.
– Смотри, смотри! – в ужасе кричит Манон и показывает пальцем.
Я поднимаю голову и тоже вижу это. Солнце стоит низко над горизонтом, и глядеть на него не больно, тем более что оно в дыму. Зато неподалеку от него стоит второе солнце, больше и ярче, и притом разноцветное: багровое, голубое, кое-где – черное.
Оно светит.
Манон разгибается и бредет обратно в машину.
Следую за ней.
Включаю музыку. Выруливаю со стоянки. Куда мне ехать? Манон молчит. Согнувшись пополам, упорно не говорит ни слова. Больше не нервничает – спокойна, как сомнамбула.
Мы больше не боимся полиции. Дай Бог, чтобы нам попался хоть один полицейский. Я уже хочу этого. Только мы никому не нужны.
Я всегда это знал.
Я выбираю дороги наобум. Они петляют, огибают холмы. Деревеньки, деревеньки. Солома, песок, камни. И кругом ни одного человека. Какие-то чрезвычайно тихие места. Мы едем мимо виноградников, где в ягодах сохнет вино.
Розовый неверный свет из серого неба.
На периферии зрения чуть дымятся старофранцузские городки. Они похожи на песочные или глиняные замки, или на куличи и пироги. Не знал, что есть в Европе такие углы. Куда заехали мы, в какие немые поля и луга?
Пахнет вечером. Пахнет травой. Безветрием пахнет в густом жарком воздухе.
Трактор, сделанный из соломы, на повороте дороги.
– Дай карту, – говорю.
Манон молча протягивает мне карту. Черт, ну мы и заехали. Деревня Домреми на границе Шампани и Лотарингии. Ближе ничего нет.
– Домреми? – Манон говорит первое слово за весь вечер. – Это родина Жанны Д’Арк.
– Отлично! – говорю. – Вот и посмотрим.
Бодрый голос. Уверенные жесты. Манон может на меня положиться. Но нужно ли это ей? Поможет ли это? Я впервые так явственно чувствую то, что Манон знала с самого начала: для меня Манон – самое дорогое, но для Манон все люди одинаково чужие.
Черта лысого, думаю я, и поворачиваю к деревушке.
Дверь маленькой гостиницы открывается и закрывается. Там, кажется, кое-кто еще не спит. Оставив Манон в машине, я перехожу булыжный двор и застаю хозяйку гостиницы в тот миг, когда она, в халате и шлепанцах, кидает последний взгляд на ночной двор и начинает закрывать дверь.
– Потрясающее гостеприимство, – вяло говорит Манон, поднимаясь по скрипучей лесенке на второй этаж. – Яблочный торт с кремом и ананасами. Я такого не заслужила.
– Тебе просто не по себе сегодня, – возражаю я. – Откуда такое упадочническое настроение? «Не заслужила»… Ерунда это…
Манон поворачивается ко мне, и я вижу, как она изменилась. Под глазами – черные круги. Губы серые. Ее слегка потряхивает.
– Вот, например, перед тобой занавеска висит, – говорит она, – а тебе кажется, что это бетонная стена, только волнистая. Или умывальник – ты знаешь, что он из фарфора, а кажется, что он мягкий, как желе. И очень хочется его ножиком разрезать, чтобы края разошлись. Представляешь себе это, и становится сразу тошно. И еще все время запах горелой резины в носу. Типа того, что мозги плавятся.
– Выпей, – говорю я.
Она все еще в своем нарядном костюме, в пыльных туфлях на каблуках, и это явно расстраивает ее еще больше.
Она встает.
– Давай поедем, – просит она. – Я не хочу здесь оставаться. Там сейчас не так жарко, как днем. Поехали отсюда.
