– Много чем! – утверждает Любовь. – Например, он не закрывал тюбики с зубной пастой. Неправильно держал ложку. А еще – он оставлял в раковине обгоRe: вшие спички.

– Это действительно интересно, – соглашаюсь я. – Но вам придется дать мне телефон своего бывшего мужа, чтобы мы могли объективно описать ситуацию.

– Он вам не поможет, – морщится Любовь. – Он совсем не объективный человек. Наоборот, он субъективный. А объективная-то как раз я. Вы мне не верите?

Из щелей окна тянет морозом. У дверей агент по недвижимости заполняет бумаги, довольно поглядывая через дорогу на наш дом.

– Мы продали свою трехкомнатную квартиру и купили две двухкомнатные в этом доме, – продолжает Любовь. – Он – на первом этаже…

– А вы на двадцатом?

– Нет, на втором. Но в разных подъездах! – Любовь поднимает палец.

– Две двухкомнатные, – соображаю я. – Удачный обмен, не так ли?

– Вот еще! – негодует Любовь, болтая пластмассовой палочкой в бумажном стакане. – Раньше я жила в трехкомнатной квартире и с мужем. А теперь без мужа и в двухкомнатной. Где же тут выгода?

– Действительно, – я опять вынужден признать ее правоту и заодно начинаю понимать, как она мыслит. – К тому же ваш муж теперь живет один в точно такой же квартире, что и вы втроем с детьми.

– Вот именно! – Любовь энергично кивает. – Точно! Никакой справедливости! Дети совсем разбаловались, – жалуется она. – Старшему сыну недавно замечание в дневник написали: «Играет на уроке в покер. Не умеет считать ставки».

– Ужасно, – поддерживаю я. – Пришлите его к нам.

– Так как насчет статьи? – напоминает Любовь.

Я надолго задумываюсь. С одной стороны, мне нужен материал. С другой стороны, алгебра тут явно нелинейная.

– Знаете, – говорю я наконец, – мне кажется, что четырехкомнатная квартира на двадцатом этаже могла бы спасти ваш брак.

Любовь поднимает брови, в глазах появляется интерес.

– Вы можете предложить мне такой вариант?

– Это еще неточно. Пожилая чета и их молодая дочь с ребенком. Коляску тяжело втаскивать на двадцатый этаж, а отдельная квартира повышает ее шансы на замужество.

– А вы уверены?

– Ну разумеется. Все девушки хотят замуж.

– Я подумаю, – Любовь в волнении стискивает руки и умоляюще смотрит на меня. – Четырехкомнатная квартира!

– Да, – подтверждаю я. – Но сначала мы должны сладить это дело. Потом – я напишу статью. Мне не нужны статьи о неудачах, – строго предупреждаю я. – Мы – журнал для среднего класса.

24

Каким должен быть журнал для одного дома?

Мы ищем прецеденты.

– Аландские острова, – приводит пример Тангенс, шарясь мышкой в Интернете. – Вот смотрите. «Еlands nyheter». Эпидемия вшей. Целых четыре случая.

Огромная фотография улыбающейся счастливой девушки, активно раздвигающей руками волосы на голове, чтобы мы все увидели. Вшей, правда, не заметно. Видимо, фотографу не удалось заручиться их согласием на съемки.

– Надо более тесно сотрудничать с населением, – говорю я. – Здесь масса талантливых людей, особенно в недвижимости.

На следующий день я распечатываю объявление: «В журнал «Северная столица» требуется политический обозреватель». Объявление – на нашем фирменном бланке, из тех, что раньше использовались для очень важных персон. На стенах подъездов бланки смотрятся гораздо лучше.

В полдень является первый претендент.

– Меня зовут Дмитрий Михайлович, – таинственно улыбается он.

Дмитрий Михайлович снимает огромную меховую шапку, похожую на гнездо гигантского кота, разматывает длинный шерстяной шарф и остается в обтерханных клетчатых штанах, в очень старой и очень качественной кожаной куртке. Волосы у Дмитрия Михайловича редкие, длинные и легкие.

– Итак, – уточняю я, – вы хотите быть нашим политическим обозревателем?

– Да, – Дмитрий Михайлович бодро улыбается.

– Отлично, – вырывается у меня против моей воли. – Вы интересуетесь политикой?

– У меня даже есть политическая позиция.

– Это приятный сюрприз. Какая?

– Я олигарх! – со скромной гордостью отвечает Дмитрий Михайлович. – Ну, по виду, конечно, не скажешь, но в душе – можете даже не сомневаться.

Я не имею ни малейшего намерения лезть Дмитрию Михайловичу в душу; я готов поверить ему на слово. Во время разговора он рефлекторно подмигивает левым глазом, как будто идет на обгон. Еще у него слегка дергается щека. И губа. И все это не в такт. Дмитрий Михайлович похож на рекламный баннер.

– Вы умеете пользоваться компьютером?

– Если мне его включат, то умею, – живо отвечает Дмитрий Михайлович.

– Ну, а телевизор у вас есть?

– Есть, – с сомнением в голосе отвечает Дмитрий Михайлович.

Я глубоко задумываюсь.

– Сегодня день снятия блокады, – напоминает Дмитрий Михайлович. – Вы должны меня взять. К тому же у меня неплохой почерк.

– Напишите несколько слов, – я подаю ему ручку.

Дмитрий Михайлович примеривается, потом решительно опускает ручку на бумагу и без отрыва руки вычерчивает фразу:

«Все у нас, Луцилий, чужое, только время наше».

Почерк Дмитрия Михайловича можно выставлять в музее. Это называется аркадическое письмо: строки ровные, буквы соединяются над и под строчками, ровными дугами. Признак неколебимого душевного покоя и легкости, чего не скажешь, глядя в корявое лицо Дмитрия Михайловича.

Мы переглядываемся.

– Я поражен! – мотаю головой. – У вас замечательный почерк, Дмитрий Михайлович! Мы сделаем шрифт из этого почерка!

– А моя политическая позиция? – напоминает олигарх.

– Она тоже не пройдет даром! – обещаю я.

25

Сидим с Сашей в кафе. Напротив – витрина. Внутри все залито молочным светом. В витрине металлические фигурки работы еврейского мастера. Козел Эфраим с грустными глазами, оттянутыми книзу; бухгалтер, заваленный книгами; и моя любимая статуэтка – «Балансирующий». Едет велосипед на одном колесе, а Балансирующий одной рукой упирается в седло, а в другой держит зонтик. Полы пальто развеваются. А на руле лежит книга, и ветер перелистывает страницы.

– Когда я впервые увидел этот дом, я вообще не верил, что он может стоять сам по себе. Но в него можно войти и жить в нем, не думая о том, что он завтра развалится.

Саша выдыхает дым, округляя тонкие губы. Ушки у нее тоненькие, аккуратные, прозрачно-хрупкие, как цветы. Веки тоже полупрозрачные, легкие, ресницы длинные.

– Все это можно потрогать и даже попробовать.

Язык острый, ярко-красный; пальцы тонкие, длинные, выгнутые. Как говорится, аристократические, хотя на самом деле с аристократией все это не имеет ничего общего. Такими пальцами – хваткими, цепкими – удобно брать точные аккорды, молотить по клавиатуре компьютера, душить, выжимать, откручивать, развязывать узлы.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату