помахивала им. Затем прижалась к стене и стала карабкаться к окну и оцепеневшей Лене.
Она хотела крикнуть, но голоса не было. «Разбойник, — подумала девочка, — преступник или…»
С кряхтением тень ухватилась за подоконник.
«Или… — Лена даже боялась подумать о такой возможности… — Неужели, неужели вернулся Крджа? Наверное, это он! Ведь мальчики видели его в городе — это он!.. Он хочет отомстить!»
Блеснула молния, вспоров нахмуренное небо, и это помогло Лене не умереть от страха.
— Лена, открой, ради бога! Что ты застыла как статуя!
Лена увидела знакомое лицо, и её страх сменился неописуемым изумлением.
Дрожащими руками она отодвинула задвижку, и в комнату ввалился Срджа.
— Срджа! Да ведь ты уехал на море? — взволнованно прошептала Лена.
Беглец приложил палец к губам:
— Тише! Чтобы никто не услышал! Иди проведи меня до лестницы, а завтра я тебе всё расскажу.
Мальчишка тряхнул мокрыми волосами и вслед за Леной выскользнул из объятой сном девчачьей спальни.
— Ох, и что с тобой будет, когда заведующая узнает? — спросила Лена уже на лестнице.
Но Срджа отчаянно махнул рукой, словно говоря: об этом будем потом думать — и скатился по лестнице в мальчишечью спальню.
Вскоре он уже сидел на своей постели, окружённый черноногими.
— Видишь, удалось! — хвастливо прошептал Боца. — А чего только мне стоило уговорить Райко поехать вместо тебя! Я ему подарил целую коллекцию фотографий футболистов Первой лиги.
— А воспитатель? — боязливо спросил Рано. — Он сразу заметит, что тебя нет, ну и шуму будет!
— Это мы уладили, — не перестаёт похваляться Боца. — Мы наврали, что заведующая передумала и послала вместо Срджи Райко.
— До первой остановки я прятался в туалете, — объяснил Срджа. — Никто меня не видел. Но мне не повезло.
— Что?
— Да ничего особенного. Я ведь не знал, что поезд скорый, пришлось две станции проехать, поезд только на третьей остановился.
— Бедные твои ноженьки, — вздохнул Рако. — Да ты ведь ночью отмахал почти тридцать километров.
— Вроде того, — согласился Буйволово Ухо, словно речь шла о пустяке, хотя его собственные уши прямо-таки повисли от усталости.
Один только Мича сидел в молчаливой задумчивости, в нём боролись радость и раскаяние. Если хорошенько подумать, они ведь здорово подвели заведующую, и это не даёт ему покоя. Он очень её любит и уверен, что все черноногие — тоже. Она обидится, наверное. Что она подумает о них, когда узнает об обмане? А не скрыть ли возвращение Срджи от неё и от всех других, кроме, разумеется, верных черноногих? А потом — ладно уж, потом будет видно, что делать…
— Другого выхода нет, — произнёс вслух Мича, и все повернули к нему головы, — придётся тебя прятать. С сегодняшнего дня и впредь до особого распоряжения ты. Буйволово Ухо, будешь на нелегальном положении! Ясно?
Подпольщик! Такой чести с восторгом удостоился бы любой из черноногих. Придётся скрываться даже от собственной тени, а все о тебе заботятся. Только…
— Только где же он будет спать? — вмешался Рако.
У Боцы уже было наготове спасительное предложение.
— Пусть спит в хижине у дяди Столе. Старик ведь всё равно бывает там только днём.
Мальчишки выглянули в окно: дождливая ночь рассыпала вспышки молний. Пожали плечами: что поделаешь, подпольщик есть подпольщик, придётся немножко и помучиться, раз тебе выпала на долю такая великая честь!
— Днём-то мы вместе будем, — говорит Циго. — Ты устрой бивак в лесочке у Мустанга. Вдвоём вам будет не так скучно.
— Я буду тебе еду приносить, — ласково пообещан Рако. — Я знаю, ты пирожные любишь, мы с Боцей будем тебе свои отдавать. Правда, Боца?
— Хм… ладно! — без особого воодушевления согласился Охотник на Ягуаров.
Договорились обо всём. Срджа прямо светится от счастья, что его верные друзья оказывают ему столько внимания. В конце концов он прикорнул на своей кровати, чтобы подремать до рассвета, а уже тогда уйти в глубокое подполье…
Его разбудило беспокойное ржание Мустанга.
Он вскочил. В окнах светился голубоватый, умытый рассвет.
По ещё тёмным стёклам сползают последние капельки росы. На лугу за домом распелись чёрные дрозды и крапивники, где-то в глубине двора простуженно кукарекает общипанный петух.
Сонный, усталый Срджа, ещё горячий от сна в своей старой доброй постели, скатывает одеяло в трубку, собирает вместе с Боцей пожитки, берёт боевую рогатку и удаляется… удаляется в печальное изгнание.
Опять заржал Мустанг.
— Наверно, он здорово вымок! — шепчет Срджа.
— Вот и хорошо! — замечает Боца. — Этим ливнем с него хоть всю грязь смыло.
Они потихоньку выскользнули из спальни, провожаемые сердечными взглядами черноногих.
Через минуту Срджа вернулся, подошёл к Миче и шепнул ему на ухо:
— Я сегодня ночью пробирался в Дом через девчачью спальню. Мне Лена окно открыла. Знаешь, Мича, проведи с ней работу, чтоб она никому ни слова! Вы, я вижу, вроде дружите… Поговоришь?
— Поговорю. Не бойся… — бормочет Мича и краснеет.
XII
Вот так и шли день за днём, ночь за ночью, и пришла —
И они, взгляните, не пожалели ни краски, ни собственных физиономий. Вымазали синим и щёки, и лбы, и подбородки и теперь похожи на баклажаны. А кто подогадливее, развёл красную акварель и поверх «черешневки» намалевал такие узоры, что ребят теперь и во сне страшно увидеть, а не то что встретиться с ними в рукопашном бою, когда свистят стрелы и летят скальпы с мерзких бледнолицых захватчиков!
Идёт войско, земля дрожит. Всё живое убирается с дороги. Зайчишка один, бедняга, чуть богу душу не отдал со страха, когда топот ног разбудил его ото сна. Помчался он как ошпаренный и, потеряв голову от ужаса, проскочил прямо между ногами Рако.
— Заяц! — загалдели воины.
Но их тут же успокоил голос Вождя:
— Тише вы! Ковбои рядом!
