Великий канцлер

массового гипноза, в частности денежные бумажки.

И, чувствуя на себе взоры тысяч людей, Аркадий Аполлонович поправил пенсне на носу.

– Пардон, – отозвался клетчатый, – это не гипноз, я извиняюсь. И в частности, разоблачать тут нечего.

– Браво! – рявкнул на галёрке бас.

– Виноват, – сказал Аркадий Аполлонович, – всё же это крайне желательно. Зрительская масса…

– Зрительская масса, – заговорил клетчатый нахал, – интересуется, Аркадий Аполлонович, вопросом о том, где вы были вчера вечером?

– Браво! – крикнули на галёрке.

И тут многие увидели, что лицо Аркадия Аполлоновича страшно изменилось.

– Аркадий Аполлонович вчера вечером был на заседании, – неожиданно сказала надменным голосом пожилая дама, сидящая рядом с Аркадием Аполлоновичем.

– Нон, мадам, – ответил клетчатый, – вы в заблуждении. Выехав вчера на машине на заседание, Аркадий Аполлонович повернул в Третью Мещанскую улицу и заехал к нашей очаровательной артистке Клавдии Парфеновне Гаугоголь…

Клетчатый не успел договорить. Сидящая в той ложе, где и Аркадий Аполлонович, неописуемой красоты молодая дама приподнялась и, крикнув мощным голосом:

– Давно подозревала! – и размахнувшись, лиловым зонтиком ударила Аркадия Аполлоновича по голове.

– Мерзавка! – вскричала пожилая, – как смела ты ударить моего мужа!

И тут неожиданно кот на задних лапах подошёл к рампе и рявкнул так, что дрогнули трапеции под потолком:

– Сеанс окончен! Маэстро, марш!

И ополоумевший маэстро, сам не понимая, что он делает, взмахнул палочкой, и оркестр грянул залихватский, чудовищный, нелепый, нестерпимый марш, после чего всё смешалось.

Видно было только одно, что все три артиста, то есть замаскированный, клетчатый и кот, бесследно исчезли.

Полночное явление

Погрозив Иванушке пальцем, фигура прошептала:

– Тсс!..

Иван изумился и сел на постели.

Тут решётка отодвинулась, и в комнату Ивана, ступая на цыпочках, вошёл человек лет 35-ти примерно, худой и бритый блондин, с висящим клоком волос и с острым птичьим носом.

Сказавши ещё раз: «Тсс», пришедший сел в кресло у Иванушкиной постели и запахнул свой больничный халатик.

– А вы как сюда попали? – спросил шёпотом Иван, повинуясь острому осторожному пальцу, который ему грозил, – ведь решёточки-то на замочках?

– Решёточки-то на замочках, – повторил гость, – а Прасковья Васильевна человек добродушный, но неаккуратный. Я у неё ключ стащил.

– Ну? – спросил Иван, заражаясь таинственностью гостя.

– Таким образом, – продолжал пришедший, – выхожу на балкон… Итак, сидим?..

– Сидим, – ответил Иван, с любопытством всматриваясь в живые зелёные глаза пришельца.

– Вы, надеюсь, не буйный? – спросил пришедший. – А то я не люблю драк, шума и всяких таких вещей.

Преображённый Иван мужественно ответил:

– Вчера в ресторане одному типу я засветил по рылу.

– Основание?

– Без основания, – признался Иван.

– Напрасно, – сказал пришедший и спросил отрывисто:

– Профессия?

– Поэт, – неохотно признался Иван.

Пришедший расстроился.

– Ой, как мне не везёт! – воскликнул он. Потом заговорил: – Впрочем, простите. Про широкую реку, в которой прыгают караси, а кругом тучный край, про солнечный размах, про ветер, и полевую силу, и гармонь – писали? {169}

– А вы читали? – спросил Иван.

– И не думал, – ответил пришедший, – я таких вещей не читаю. Я человек больной, мне нельзя читать про это. Ужасные стишки?

– Чудовищные, – отозвался Иван.

– Не пишите больше, – сказал пришедший.

– Обещаю, – сказал Иван торжественно. Тут пожали друг другу руки.

Пришедший прислушался испуганно, потом сказал:

– Нет, фельдшерица больше не придёт. Из-за чего сели?

– Из-за Понтия Пилата, – сказал Иван.

– Как? – воскликнул пришедший и сам себе зажал рот, испугавшись, что его кто-нибудь услышит. Потом продолжал тише: – Удивительное совпадение. Расскажите.

Иван, почему-то испытывая доверие к неизвестному посетителю, вначале робко, а затем всё более расходясь, рассказал вчерашнюю историю, причём испытал полное удовлетворение. Его слушатель не только не выражал никакого недоверия, но, наоборот, пришёл в величайший восторг. Он то и дело прерывал Ивана, восклицая: «Ну-ну», «Так, так», «Дальше!», «Не пропускайте!». А рассказ о коте в трамвае положительно потряс слушателя. Он заставил Ивана подробнейшим образом описывать неизвестного консультанта и в особенности добивался узнать, какая у него борода. И когда узнал, что острая, торчащая из-под подбородка, воскликнул:

– Ну, если это только так, то это потрясающе!

А когда узнал, что фамилия начиналась на букву «W», изменился в лице и торжественно заявил, что у него почти и нет никаких сомнений.

– Так кто же он такой? – спросил ошеломлённый Иван.

Но собеседник его сказал, что сообщить он этого пока не может, на том основании, что Иван этого не поймёт. {170} Иван почему-то не обиделся, а просто спросил: что же делать, чтобы поймать таинственного незнакомца?

На это собеседник расхохотался, зажимая рот самому себе, и только проговорил:

– И не пробуйте!

Затем, возбуждённо расхаживая по комнате, заговорил о том, что заплатил бы сколько угодно, лишь бы встретиться с ним, получить кой-какие справки необходимые, чтобы дописать его роман, но что, к сожалению, он нищий, заплатить ничего не может, да и встретить его, этого… ну, словом, того, кого встретил Иван, он, увы, не встретит…

– Вы писатель? – спросил Иван, сочувствуя расстроенному собеседнику.

– Я – мастер {171}, – ответил тот и, вынув из кармана чёрную шёлковую шапочку, надел её на голову, отчего его нос стал ещё острей, а глаза близорукими.

Неизвестный тут же сказал, что он носил раньше очки, но в этом доме очков носить не позволяют и что это напрасно… не станет же он сам себе пилить горло стеклом от очков? Много чести и совершеннейшая нелепость! Потом, увлёкшись и взяв с Ивана честное слово, что всё останется в тайне, рассказал, что, собственно, только один человек знает, что он мастер, но что, так как она женщина замужняя, то именно её