– Кузнечик, я жду!
– Молчи, дура! – кричу.
Уйдет и ляжет одинокая, ревет всю ночь. Вот бы мне ее заботы! Тут же не до нежностей, тут думаешь, как голову сносить. Подведет меня Дикенц под петлю, как пить дать подведет!
И вот однажды я не выдержал и решил с ним объясниться. Оделся поплоше, чтобы ненароком не узнали, и пошел в Обжорный переулок в дом повитухи Девиной, шестой этаж под крышей. И это меня тоже удивило. За наши нынешние деньги, думаю, он мог бы давно на лучшую, достойную квартиру переехать. Или неужели, думаю, иноземные шпионы у него все деньги подчистую отнимают?
Но вот поднимаюсь к нему, захожу. Он лежит на кушетке в подштанниках, курит. Увидел меня, ухмыльнулся.
– Желаете виски? – спросил.
– Нет, – говорю, – она вредная. И вообще, я вами недоволен. Зачем вы столько виски потребляете?
Он даже растерялся. Молчит, моргает. После говорит:
– П-по малодушию.
– Истинно так! – восклицаю. – Но этого мало! Вы почему по городу не ходите и новостей не собираете? Это что, тоже малодушие?
На это он сразу обиделся. Прищурил желтый глаз, сопит и цедит сквозь зубы:
– Вам что, мои статьи не нравятся? Так я могу…
И тут я, каюсь, оробел. Отвечаю:
– Нет, что вы! Просто глупые слухи пошли. Вы, мол, никуда не кажетесь, а новости имеете. Словно шпион.
Дикенц вскочил, засмеялся. Ходит по комнате, курит. Потом говорит:
– Понимаю ваши опасения. Но и вы меня поймите. Открыться, где я добываю новости, я не могу. Секрет. Но чтобы вы не беспокоились, скажу: ни с какими иноземными шпионами я даже не знаком. И более того: клянусь…
– Нет-нет! – перебиваю. – Мне вашего слова довольно.
– Тогда прошу вас, больше без вопросов. Желаете виски?
Жалко мне его стало, решил поддержать. Говорю:
– Плесните на три пальца, не больше.
Плеснул, мы выпили. Он загрустил, говорит:
– Я и другое понимаю. Вы ж непременно подумали: чего это Дикенц при таких его доходах по-прежнему под крышей проживает. Не так ли?
– Положим.
– Ну вот, – Дикенц себе еще налил. – Я же человек пропащий. Мне ничего уже не нужно, ну разве что сигара да виска. А деньги я в банке держу. Мне еще пять тыщ собрать осталось, и я тогда большой сиротский дом открою, хороших воспитателей найму. Пускай они детишек грамоте научат, геометрии и политесам. Вдруг из них кто-нибудь в Дикенцы выйдет, но только в непьющие.
Сказал и едва не заплакал. Ну, думаю, хватит. Встаю. Он вежливо мне:
– Заходите почаще.
А я:
– Непременно! – и в двери.
Тут он всполошился:
– А матерьял? Вот сейчас, вот сейчас, – и стал искать по подоконнику, среди пасьянса. Перебирал бумажки, выбирал, чуть нашел.
Я взял статейку и, не читая, поскорей раскланялся и в двери. Из переулка выбрался, сел на извозчика и поскакал в редакцию.
Ну а там уже все вверх дном! Метранпажи, корректоры бегают, кричат:
– Где новости?
– Сейчас, – говорю, – не горим.
…Но я и поныне не пойму, отчего это я им сразу статью не отдал. Видно, печенью чуял. Зашел в кабинет, прочитал… отложил. Снова взял… отложил. Нужная статья, полезная, однако… Нет!
Взял, написал передовицу, как веснушки выводить, и отправил в набор. Застучали машины. А я…
Третий раз статью перечитал… и вдруг понял – крамола! От Дикенц, от прохвост! Хоть он и впрямь не со шпионами, так хуже того! Дикенц – внутренний враг, заговорщик! Хожу по кабинету, думаю… Да что тут думать, тут нужно спешить! Вызвал тройку и погнал прямиком в министерство тайных дел. Доложился. Впустили.
Вхожу в суровый кабинет, подаю злосчастную статью. Мне кивнули, я сел. Весь дрожу. Заступился б, св. Кипятон!
Офицер тайных дел статью четыре раза прочитал, на просвет посмотрел, на нюх, даже на зуб проверил… и плечами пожал.
А я ему:
– Вы между строк читайте!
Он прочел между строк. Брови свел. Шпорами звякнул. Я вздрогнул. А он:
– Изложите!
Я стал излагать. В статье что написано? Мол, государь, несвежего за ужином откушав, всю ночь не спал, расстройством мучался и только под утро забылся, а посему желательно весь день по главному проспекту не петь и не плясать, дабы сон монарха не нарушить. Так?
– Так, – офицер отвечает. – И это очень похвально. Ваш Дикенц весьма верноподданный малый. Мы ему табакерку пожалуем.
– Воля ваша, – говорю, – только он сигары курит. Но не в этом суть, а в том, что Дикенц отдал мне эту статью шесть часов тому назад. Откуда он мог знать, что государю к ужину несвежее дадут?!
Офицер аж подскочил, а я дальше:
– Тут заговор! Надо пресечь! А не то поднесут винегрет с мышьяком…
Офицер побелел, разговорную трубку хватает, кричит:
– Эй, Амфисыч, дворец!
Соединили со дворцом. Офицер доложил тайным смыслом. Ответили. Он сел. Глазами сверкнул, говорит:
– Опоздали. Уже началось, – и ворот кителя рванул. Пуговки так и посыпались.
Тут я совсем испугался и стал объяснять:
– Наша ведомость утром выходит, а матерьял готовим с вечера. Утром бы люди прочли – все в порядке…
Офицер отмахнулся, спросил:
– Где живет злоумышленник? Адрес?!
Я назвал. Он в разговорную трубку его передал, улыбнулся.
– Сейчас привезут, – говорит. – Ну а тебе, пока мы будем с ним разговаривать, придется подождать.
И увели меня в подвал, на четвертый подземный этаж.
Три недели меня там селедкой кормили, воды не давали и еще многое творили. Но об этом мне рассказывать нельзя, потому как дадена подписку о неразглашении. А еще двенадцать раз бывал на очной ставке. Нас с Дикенцом посадят в разные углы, привяжут к лавкам и сыплют перекрестные вопросы. И до того запутают, что забываешь, кто ты есть на самом деле, и потому что ни спросят, кричишь как дурак:
– Так точно! Воля ваша! Винюсь! Пощадите!
А Дикенц желтым глазом щурится и говорит:
– Я с ним согласен. Все было точно так, как он сказал.
А что я говорил? Ничего, только путал со страху. На четвертую неделю офицер не выдержал и говорит:
– Уведите этого…! – и на меня указал.
Я и рад. Увели. И еще три недели прошло. Нас не тревожили. Но вдруг вызывают. Вхожу. У офицера в
