него. И глаза ее тогда, казалось, ничего не выражали. Но это ведь не так! Ведь что-то же заставило эту красивую женщину бросить дом, тепло, уют и заблудиться в метели…
А ведь и вправду, подумал сержант, где солдаты? И сами они где? Но напрасно он смотрел по сторонам, ведь было уже довольно темно, а тут еще эта метель и этот ветер в глаза, этот снег! То есть вот как оно тогда было: ночь, метель и ничего не видно, они вдвоем в открытом поле – он и она, – а больше никого. Все остальное далеко, все остальное для других – война, сражения, чины, награды, пули, смерть…
Но тут сержант поежился и мрачно усмехнулся – ему вдруг вспомнилось, как нехотя и тяжело Франц поднимался от костра, как морщился Хосе, как что-то нашептывал Чико. Можно только представить себе, что же они думали о нем, когда он уводил их от тепла. И от еды! То есть если бы не он, они бы сейчас были сыты и пьяны, потому что пан Шабека, это сразу было видно, хлебосольный пан. И, главное, не злой. Поэтому убили бы тогда только сержанта – за то, что он француз, – а союзников за что убивать? А вот теперь их нет, этих союзников. Или его? Или, может, это просто наваждение? Сержант еще немного подождал, а потом неуверенно, тихо окликнул:
– Мадам!
Мадам удивленно посмотрела на него и не сразу спросила:
– Что с вами?
Сержант, не отвечая, опять осмотрелся. Мела метель, шуршала жесткая поземка… И это всё!
– Я… Я, простите, потерял своих солдат! – растерянно признался сержант.
Мадам равнодушно пожала плечами, потом опустила глаза и сказала:
– Мне холодно.
Сержант смутился. Так что же теперь, сердито подумал он, воспользоваться вражеской зимой и согреть лишь потому, что, кроме него, согревать больше некому? И… Это уже совсем лишнее, очень злой сам на себя, торопливо подумал сержант, но все таки где они все? Где эти, черт бы их побрал, подчиненные? Ведь же они наверняка…
Но дальше он подумать не успел, потому что Мадам повторила:
– Мне холодно. – И тут же еще: – Мне действительно холодно, Шарль! Я не шучу!
И Шарль… Вот именно: теперь уже просто Шарль, а не сержант из седьмого гусарского… И Шарль подумал так: напрасно многие всерьез полагают, что будто стоит только обнять красивую женщину, как сразу становится жарко – отнюдь! Шуба у Мадам была холодная, колючая и жесткая. Замерзнуть, обнимая женщину, вот, наверное, самая глупая, самая бестолковая смерть на свете – так думал он, обнимая ее. Как вдруг…
– Ну, что я говорил? – послышалось из темноты. – Я же говорил, что это их следы!
И почти сразу вслед за этими словами из метели показались четыре всадника, четыре черт их подери…
– А вот и они! – радостно выкрикнул Франц. – Я их первый заметил! Я, господин сержант! – продолжал он. – Я говорил ему…
Но что он говорил и кому, так и осталось неизвестным, потому что Чико его сразу перебил:
– Да! Вот история! Мы чуть не заблудились! И если так пойдет и дальше, то я не знаю! Метель просто зверская, правда?!
– Да, славная метель, – совсем не к месту согласился сержант, с сожалением выпуская из рук холодную шубу Мадам. – Но это ничего! В седьмом году, в январе, было еще хуже, поверьте! А тут чего? Вон, посмотрите на Мари! Она вон какая спокойная. Значит, где-то рядом что-то есть. Это я вам точно говорю, я ее натуру знаю. За мной!
И он опять поехал впереди, а остальные следом. Было уже совсем темно, метель не унималась. Глядя на белых от снега товарищей, Чико с грустью подумал, что теперь все они похожи на призраков…
Но тут вдруг Франц крикнул:
– Смотрите!
Отряд остановился. И там, куда указывал австриец, в едва различимом лунном свете все увидели нечто большое и черное.
– Что это? – настороженно спросил Гаспар.
Вместо ответа Хосе сошел с лошади и двинулся в метель. Потом из темноты раздался его голос:
– Да это бывший дом! Горел недавно. Мы, наверное, в деревне… Смотрите, а вон там еще!
И точно: неподалеку чернел еще один сгоревший дом. И, значит, здесь их действительно целая деревня была. А может, еще что-то от той деревни осталось. Поэтому когда Хосе вернулся к отряду и снова сел в седло, сержант мрачно сказал:
– Ну вот вам и ночлег. Будем надеяться, что Великая Армия… – и замолчал.
А Чико невесело продолжал:
– Что Великая Армия все сжечь не успела. Тогда мы выберем дом поприличней и станем в нем на зимние квартиры.
Сержант согласно кинул, и отряд медленно двинулся по разоренной деревне.
Когда наступаешь и видишь перед собой пепелища чужих городов, то это одно. Ты говоришь сам себе: неприятель упрям, он сам во всем этом виноват, он должен был сдаться без боя, встретить тебя с белым флагом и коленопреклоненно вручить ключи от крепости. А вот когда бесславно отступаешь и видишь следы бессмысленной жестокости своих же товарищей, тогда лучше ничего не говорить.
Деревня, к общей досаде, оказалась довольно большой и сгоревшей едва ли не дотла. Поэтому Гаспар уже даже сказал, что, может, лучше здесь не останавливаться, а возвратиться в поле и поискать дорогу к следующей деревне… И вдруг он же воскликнул:
– Огонь!
И в самом деле в крайней хате, у самой околицы, в окне мелькнул огонь. Мелькнул и сразу же исчез. Потом опять появился – и опять сразу стало темно. Но, быть может, это им только показалось? Солдаты растерянно переглядывались. Сержант задумался, не зная, что делать. Оно и понятно: ведь отряд у них совсем маленький, слабый. А тут в доме могли прятаться – точнее, просто отдыхать – казаки. Или даже кто-нибудь из бывших своих, потому что в последнее время этих дезертиров развелось просто не счесть. И кто опаснее, казаки или дезертиры, это еще нужно подумать. Вот сержант и думал. Время шло. Огонь еще дважды мелькнул. Тогда Хосе, замерзший более других, опять не выдержал.
– Тебе привиделось, Гаспар! – насмешливо сказал он. – Не было там никакого огня!
– Да ты что! – обиделся Гаспар. – Я своими глазами! И сержант своими! И все!
– А я сказал: привиделось! – упрямо повторил Хосе и решительно сошел с лошади. – И я сейчас вам это докажу!
– Стой, не ходи! – воскликнул Чико.
Но Хосе его не слушал. Да и, в конце концов, кто такой Чико? Сержант же молчал! Сержант, когда Хосе оглянулся, согласно кивнул. Хосе поднялся на крыльцо и несколько раз громко ударил кулаком в дверь.
Но никто на его стук не отозвался. И не отворил. Хосе, немного подождав, подергал дверь – закрыто.
– Ну что, кто был прав?! – насмешливо спросил Хосе. – Вот! Нет здесь никого!
– Но ведь закрыто! Изнутри! – резонно возразил Гаспар. – И, значит, всё же, кто-то есть!
– Значит, нас там боятся!
– А, может…
– Так! – строго прикрикнул сержант. – А теперь помолчим!
Все повернулись к нему. Потому что это сразу чувствовалось, что он что-то придумал. И так оно и оказалось. Сержант сказал:
– Я думаю, все мы видели, что осталось от этой деревни. И я еще думаю, что все мы знаем, чьих это рук дело. И я не боюсь партизан, не подумайте этого! Но и мне противно лезть в чужой дом, лезть как разбойник или как вор. Другое дело, если бы там скрывался неприятель. Тогда – да, тогда можно было их штурмовать. Или поджечь. А так вы же видите – нет так никого из тех, у кого есть оружие. И поэтому не трогайте их! Оставьте их в покое! А если вам так уж хочется согреться… – сержант осмотрелся… усмехнулся и сказал: – Вон, к вашим услугам, прошу!
Солдаты посмотрели туда, куда он им указывал, и увидели…
Несколько так называемых надворных построек. Или, попросту, сараев. Гаспар поморщился. Хосе только
