Где же они?
Теперь я знаю – по крайней мере один нас предал.
А вдруг остальных пытают? А вдруг и мне предстоят испытания? Или то, что происходит со мной, – лишь испытание, придуманное женералем Симкой? Он давно твердит повсюду, что я – потенциальный предатель Родины, что я только и норовлю куда-нибудь перекинуться. И все шестнадцать агентов, которых мы направили на Землю, сейчас глядят на меня из-за углов. А как угадать их? Почему секретарша Катя уже два раза, проходя мимо полуоткрытой двери в мой закуток, так странно заглядывает сюда? А где гарантия, что Артем Груздь не человек женераля Симки?
Тогда над моей головой идет страшная схватка между разведками Земли и нашей сетью. А я тщу себя глупой мыслью, что это именно мною изобретена система контакта, тогда как остаюсь не более как комаром, попавшим под асфальтовый каток.
– Кофе будешь? – спросила Катя. – Но учти, у меня растворимка.
Семен Шпак снова замер.
Ну что за память у Шпака? Кофе-растворимка? Что это означает?
– Буду, – сказал он. – Конечно, буду.
– Ты себя хорошо чувствуешь?
– Отлично чувствую я себя!
– Ты без меня скучал?
Почему я должен был без нее скучать? Мы давно не виделись?
Катя прижалась к нему бедром.
От нее так и разило – если можно сказать об ощущении – желанием, желанием близости.
Но, видно, и Шпак ее не любил, и гений унаследовал его равнодушие.
Он не стал отстраняться. Замер и терпел.
На счастье, в комнату ворвался Изя.
– От руля! – закричал он, вклиниваясь между Шпаком и Катей. – Не соблазняй моих девочек! Я их всех имею, а ты не по этой части. Прочел указания сверху? Что ты думаешь об этом?
– Я никогда не верил в эти бредни, – сказал Шпак. – Для этого есть дешевые журналы.
– Точно! И я так думаю.
Изя сел на край шатучего стола и закурил. Курил он сигару. Сделает затяжку-другую, сигара гаснет, и он сует ее, обслюнявленную, в верхний карман пиджака. Изя был неопрятен, раньше Шпак не обращал на это внимания, потому что всегда чувствовал себя обязанным школьному приятелю… Ага, я вспомнил, что мы с ним учились в одном классе, оба были учениками средними, наши интересы лежали вне класса…
– Понимаешь, старичок, – сказал Изя, – сам факт того, что эту штуку официально разослали по редакциям и, я подозреваю, по другим офисам нашей страны, говорит о многом. Ты думаешь, в Кремле и в области сидят шизофреники?
– Ни в коем случае!
– Вот именно. Значит, сигналы были серьезные. Значит, кого-то они взяли и выпотрошили. Я почему на тебя это взвалил? Потому что ты имеешь репутацию алкаша… Не обижайся, не отпирайся. Репутация – это еще не жизнь. Ты общаешься с людьми, можно сказать, с народом.
Изя любил посмеяться. Он сам говорил, что, когда смеется, у него проветриваются внутренности в мозгах. Такое странное определение.
– И что же я буду делать?
– Если они у нас есть, то проще всего внедриться в бомжи или в пьянь у стояка, где тебя в рабочее время легче всего обнаружить. Как ни спросишь у твоей Зинки, где он, она всегда – ищи в гуще народа!
Тут Изя совсем развеселился, а Семен сказал, сам от себя не ожидая:
– Больше ты у нее спрашивать не будешь!
– Да ты что? Озверел?
– Я пить бросил.
– Ты врешь, да?
– Я люблю Зинаиду. Понял? И пить бросил.
Что-то в тоне Шпака настолько не понравилось Изе, даже напугало его, что он сполз со стола, вытащил сигару и, отойдя к двери, принялся ее раскуривать. Это удобное занятие, когда не хочешь говорить.
Шпак вел себя неправильно. До того, что Изе в нем почудилась опасность.
– Я пошел, – сказал он, раскурив сигару и размахивая ею перед носом. – Если будут идеи, я в кабинете.
А уже из коридора, словно почувствовав себя в безопасности, вдруг игриво крикнул:
– Я так думаю, старичок, что ты и есть пришелец из космоса.
И поспешил, смеясь, к своему кабинету.
Заглянула Катя.
– Он ругался?
– Все в порядке, – сказал Шпак. – Все в ажуре.
Катя вздохнула. Ей хотелось, чтобы Шпак жаловался. Когда не жалуется, нет оснований приголубить.
Шпак снова прочел официальную бумагу.
Он подумал, что с точки зрения обыкновенного Шпака эта бумага должна казаться шуткой. Или бредом. Изя, к примеру, не хотел задумываться о ней. Казалось бы – сенсация! Но пускай сенсациями занимаются в Москве.
Шпак решил в самом деле сходить в пивную. Если что-то в городке известно, то скорее всего в пивной.
Изя не знает – впрочем, никто не знает, – что, наверное, Шпак лучше любого другого человека на Земле приспособлен для того, чтобы отыскать пришельца. Возможно, даже эмфатически можно будет его угадать. Единственная деталь: нет никакой гарантии, что некто другой окажется именно в Веревкине. Уж кто-кто, а гений знал, что агентов направляли в зону умеренного климата северного полушария. А это сотни городов. Нет, если ты сам, Шпак, не признаешься во всем, никто не найдет инопланетянина в этих краях.
Шпак заглянул к Изе. Тот смотрел в окно. И вздрогнул при звуке голоса Семена.
– В твоей бумаге, – сказал Шпак, – нет второй части.
– Ты меня напугал, марсианин Сеня. – Смех не получился. – Что ты имеешь в виду?
– Выводы. Какие выводы, какие меры мы будем принимать?
– Ты что, в самом деле думаешь, что их можно поймать?
– Одного-то поймали, иначе как бы эту инструкцию соорудили?
– У тебя идеи?
– Неужели не сказали, что с ними делать?
– Слишком ты сообразительный. Эту инструкцию фельдъегерь привозил. Представляешь – первый раз в жизни!
– И ты никому не рассказал?
– При обнаружении и даже при первом же подозрении немедленно следует сообщить по телефону. Я его где-то записал… забыл. Впрочем, неважно. Надо будет позвонить.
Изя врал. Шпаку это было очевидно и без эмфатии.
– А где у тебя записан телефон? – спросил он.
– Ах, какая чепуха! Я найду и тебе скажу. Так что как только ты что-то разузнаешь, сразу ко мне, и мы отыщем этот проклятый телефон. Это будет мировая сенсация!
– Хорошо, я пошел, – сказал Шпак.
Ему вовсе не хотелось идти в пивную и там искать пришельцев.
– Если, конечно, ты сам не пришелец! – крикнул ему в спину Изя.
– Как вам не стыдно, Изяслав Матвеевич! – воскликнула Катюша.
– В нем все не так! – И тут-то наконец Изя рассмеялся.
Шпак вышел на улицу. Посмотрел направо, налево – не хотелось снова встречаться с Груздем.
Как там Зинаида?
Он знал, что Зинаида ушла на службу, конечно, ушла. А вдруг она дома?
