Простите.
Для них соглашение было без обмана – вы умеете воевать, вы хотите воевать, значит, вы знаете, что на войне бывает больно. Так воюйте, получайте кайф, со временем вы все погибнете. Зато с шумом и криками, а не в мирной постели, чего вам так не хочется.
Эпилог
ГАРИК ГАГАРИН
Меня все мучила судьба тех, кого мы оставляем. Александра была со мной не согласна. Она считала, что это и есть их судьба. К тому же, полагала она, со временем все образуется, появятся новые сенаторы, так сказать, новое поколение старичья – да и неизвестно, сколько их там. Кого-то она убила, а кого-то не добила.
Между нами была пропасть.
Александра, такая красивая, длинноногая, быстрая в движениях, была отравлена войной и, видно, никогда уже не выздоровеет. Она и собственные поступки не считала чем-то из ряда вон выходящим. Она навела порядок, восстановила справедливость – это была ее собственная война. И то, что на балконе осталось как минимум десять мертвецов, ее не удручало.
Уже у нас, пройдя сквозь какую-то скрипучую калитку и оказавшись на заросших бурьяном и подорожником запасных путях станции Меховск, она угадала мои мысли и с вызовом заявила:
– А почему я должна их жалеть? Они Витечку пожалели? Они из него выгнали память обо мне, а потом и вовсе убили. Я сколько сил положила, чтобы его найти и спасти. А из-за них не спасла. А эта сволочь Порейко, он знал, где Витечка и под какой кличкой. Но не сказал. Нечего их жалеть! Знаешь почему?
– Почему?
– Они сами никого не жалели. Они за десять баксов готовы мать родную задушить. Они наших ребят за людей не считали, а считали только за мясо. Я их как тараканов должна была выводить. Понимаешь?
Я кивнул, потому что у нее была своя правда. Впереди был перрон и старое, еще дореволюционное, красное с белеными наличниками, здание станции Меховск.
– Я пойду, – сказал Григорий.
– Может, ко мне зайдешь? – спросила Александра. – Я тебе переодеться дам. У меня от Порейки осталось.
– Даже не знаю. У меня предчувствие, надо убираться отсюда.
– А не хотите встретиться с людьми... которые желали бы вас выслушать? – спросил я.
– Гарик, ты нас не подводи, хорошо? – сказала Александра. – А то ведь я тебя не пожалею. Ты меня знаешь.
На перроне стояли группой несколько штатских, среди них мой полковник дядя Миша. Они нас ждали.
Гриша увидел их и сказал:
– Прощайте! – И рванул в кусты, за пакгаузы. Штатские во главе с дядей Мишей спокойно, чересчур вразвалочку, как ходят военные люди, когда они в гражданском, но не хотят и не умеют скрывать своей истинной принадлежности, направились к нам.
– Ну и сука ты, Гарик, – сказала в сердцах Александра.
– Не все умеют сводить счеты из автомата, – сказал я. – Для некоторых есть другие, более мирные способы.
– Заложишь меня? – спросила Александра.
– Я не могу тебя заложить. Ты на это ответишь, что мне все приснилось.
– А точно! Тебе и в самом деле все приснилось.
– Тогда и ты меня пойми. Существует какая-то дыра в пространстве, туда утягивает людей. И они погибают. А что, если это грозит смертью многим и многим?
– Не все ли равно? Витечку не вернешь.
Дядя Миша стоял перед нами.
– Ты познакомишь меня, Гарик? – спросил он.
Александра протянула полковнику тонкую длинную руку и представилась:
– Александра. Очень приятно. Вы меня арестуете?
– Мы никого не арестуем, даже вашего друга Григория Куна, который думал, что убежит под вагонами.
Я обернулся. Гриша возвращался к нам, его вели два человека, не дотрагиваясь, но жестко, как будто заламывали руки.
– Ох и встретимся мы с тобой, Гарик, – сказала Александра. – Тогда ты пожалеешь.
Ничего от Александры и Гриши добиться не удалось. А впрочем, на что дядя Миша мог рассчитывать? Я ведь тоже давал ему информацию, в которую было трудно поверить, а поверив, никак нельзя было использовать.
Александра знала, когда и где появится выход из того мира.
Это ей сказал Порейко, потому что и сам намеревался возвратиться этим путем. Но о следующем ходе или времени связи он знать не мог. Знали сенаторы. Но все погибли. Всех убила прекрасная валькирия Александра.
