– Борис Бенедиктович – брат твоей покойной мамы.
– Аркадий у вас работает?
– Ни в коем случае! – почему-то резко возразил Миша. – Но он нам обязан. Он верный человек. Работает на текстильной фабрике.
– Он тоже ветеран?
– Нет, он хромой. Он с детства хромой. Он кладовщик.
– Это создаст трудности, – сказал я, будто играл роль в шпионском фильме, где агента забрасывают в тыл к врагу. – Он никого не знает из ветеранов. Он мне не сможет помочь.
– Он всех знает. Он там родился и прожил жизнь. Он учился в школе.
– Вы правы.
– Теперь – главное. В Меховске есть отделение «Союза ветеранов – XX век».
– Афганцы?
– Нет, это сравнительно новая и любопытная организация. Она должна объединить ветеранов всех малых и больших войн.
– Это официальный союз?
– Совершенно официальный, лояльный, склоняющийся в сторону сильной власти, однако умеренно оппозиционный, но не по идеологическим соображениям, а потому, что опоздал к дележу привилегий и лицензий.
– Значит, водкой не торгуют?
– Ты у нас можешь создать фонд имени дедушки Крылова, добиться для него таких таможенных льгот, что вся страна пошатнется. Но эти ветераны не суетятся, хотя что-то для своих членов достают.
– А почему этот союз вас заинтересовал?
– Потому что он – плод новой идеи. Его основатель Рустем Марков подумал о том, сколько ветеранов у нас остались бесхозными. Даже о ветеранах Куликовской битвы никто не радеет. Он сразу получил поддержку неутомимых дедушек, которые умеют и любят проникать в высокие кабинеты, позванивая иконостасами юбилейных медалей.
– Вы не любите Рустема Маркова?
– И все его окружение. И почетного председателя генерала Чулкова, и Порейку из Меховска.
– Меховск – его центр?
– При чем тут Меховск? У них даже в парламенте есть свои люди. Это тебе знать необязательно. Тем более что мы и сами пока что до корней не добрались – кто-то этот союз подкармливает, лелеет, но не афиширует свою заботу. Мои аналитики могли ошибиться, но большинство из исчезнувших людей состояли в этом союзе.
Миша включил видик, и мы стали смотреть кассету о городе Меховске – его сотрудники работали оперативно. Одноэтажный каменный вокзал, построенный при Александре III, – тогда, по-моему, и расцветала такая кирпичная архитектура. Потом пыльная улица – сплошные заборы, между которыми вставлены деревянные домики в три или четыре окна. Заборы плотные, высокие, ворота крепкие. Ближе к центру дома полукаменные и двухэтажные, главная улица – Советская, значит, местным демократам в свое время не удалось вернуть ей старое название: Николаевская или Екатерининская. В самом центре дома были двухэтажными, каменными, остались в наследство от купцов. Советская улица пересекала площадь, посреди которой стоял Гостиный двор. Он был невелик, но окружен галереей с дорическими пузатыми колоннами. На выложенной булыжником, а частично залитой асфальтом площади разместился также собор, недавно покрашенный, с вызолоченными крестами, трехэтажное – сборные плиты и стекло – государственное здание и другое, тоже в три этажа, но из красного кирпича – бывшая гимназия. Теперь, как пояснил Миша, там обитает сельхозтехникум. В прошлом году его переименовали было в сельхозакадемию, но область не утвердила нового статуса, может, потому, что в ней самой еще не было ни одной академии.
За скудным – видно, пленку снимали в начале лета, месяца два назад – рынком, где в тени крытых прилавков томились десятка два продавцов, темнел городской сквер – ну до чего же они все одинаковы, наши среднерусские городки! А там, за ручьем, Черемушки – четырехэтажные тоскливые дома и сама текстильная фабрика, тоже красного кирпича. Возле нее такие же красные корпуса – дореволюционные казармы для ткачей. В стороне по высокому берегу над Мологой тянется Гоголевская улица и пристань – дебаркадер, который давно пора бы покрасить.
С городком я познакомился. И узнал, что ресторан на первом этаже отеля «Молога» сразу за Гостиным двором зовется «Мологой», что там есть кафе «Синий ветер» и универмаг, – мы прокрутили кассеты еще два раза, хоть я все сразу запомнил. Но я не хотел огорчать Мишу, уверенного в том, что его агентам все надо показывать и объяснять трижды – видно, ему раньше с агентами не везло.
Я не спорил еще и потому, что с каждым разом фиксировал детали, незаметные даже глазу моего нового шефа. Я запоминал людей – снимали днем, видно, работал турист, вернее, человек, притворявшийся туристом. И на него внимания никто не обращал.
Полезные мне лица включали в себя хозяев лавочек и киосков на базарной площади, местного городского начальника, который поехал обедать на своей серой «Волге», лицо его шофера, а также лица двух милиционеров.
К тому же я был теперь уверен, что не заблужусь в Меховске ни днем ни ночью и знаю в нем почти каждый дом, – к счастью, оператор был дотошным и терпеливым.
– Теперь смотри на своих родственников – у меня есть их фотографии, но нет пленки, сам понимаешь – не посылать же человека, чтобы снимал в рабочем квартале. Послушай еще раз – что ты знаешь о любимом дяде Боре, покойнике, о живой еще тете Нине, его жене, о братишке Аркадии и его сожительнице Маргарите, что работает медсестрой в поликлинике.
Дядя на меня не произвел впечатления, тетя Нина показалась доброй, а брат Аркадий... У него было тонкое лицо горбуна и два стальных зуба спереди – за собой он не следил.
