– Что? – Лидочка обернулась к Коле. Фары били ему в лицо, как лампа на столе Вревского: тот любил поворачивать свет лампы в лицо подозреваемому преступнику – чтобы ослепить.
Коля закрылся ладонью от света.
– Ефимыч! – крикнул он. – Выключи фары! Я же ничего не вижу!
– Коля! – сказала Лидочка. – Что это значит?
– А что случилось?
– Как он тебя назвал?
– Лидочка, завтра я вернусь, даю тебе честное слово – жди меня в том же кафе. Я тебе все расскажу. Честное слово.
– Нет, Коля, я еду с тобой. А если ты меня не возьмешь, я найму за любые деньги извозчика, и он меня к утру довезет до Севастополя. И я тебя все равно найду.
– Лида, ты же ничего не понимаешь.
– Тогда поехали, и по дороге ты мне все расскажешь.
– Лида, я не могу взять тебя с собой.
– Господин матрос, – Лидочка рванулась к машине, – господин матрос, скажите, как зовут вашего начальника?
Ефимыч понял: лейтенант Берестов оставил здесь девицу и скрывается от нее. Может, даже представлялся под чужим именем, а теперь она узнала настоящее. Смешно, конечно, но нам что за дело до господских утех? Ефимыч хмыкнул и счел за лучшее не услышать вопроса.
Лидочка между тем вырвала руку у Коли, подбежала к машине, повернула ручку задней дверцы и влезла внутрь.
– Лидия! – Коля старался говорить с ней, как говорят с маленьким непослушным ребенком как раз перед тем, как начать его пороть: доводы рассудка исчерпаны, терпение лопнуло, еще мгновение…
– Поехали! – крикнула Лидочка изнутри – она исчезла под поднятым верхом автомобиля.
Коля протянул руки внутрь мотора, намереваясь вытащить Лидочку. Он водил руками в темноте, рычал от бессильной ненависти к ней. «Господи, – крутилось у него в голове, – Господи, я целовал ее и клялся ей в любви, Господи, избавь меня от этого кошмара!»
Коле удалось схватить Лидочку за горячую руку. Чуть не сломав ей пальцы, он рванул Лидочку к себе, но короткий предупреждающий звук клаксона пронзил его нетерпение и ненависть. Не отпуская рвущихся пальцев Лидочки, он обернулся:
– Что?
– Патруль!
Коля и сам увидел, как в переулок завернули – то ли на шум, то ли по ритуалу обхода – два солдата с винтовками. Первый, что шел впереди, принялся снимать с плеча винтовку:
– Стой! Что за шум?
Коля отпустил пальцы Лидочки и прыгнул в машину.
– С дороги! – крикнул Ефимыч, нажимая на газ. – Дорогу Черноморскому революционному флоту!
Автомобиль кинулся на солдат, как медведь, и те расступились, освобождая дорогу. Они что-то кричали следом, но машина, набирая скорость, катилась под откос к главной дороге.
Управляя автомобилем, Ефимыч не оглядывался и ничего не говорил, точно ничего и не произошло. Но ему было слышно любое громкое слово с заднего сиденья, поэтому Коля с Лидочкой говорили тихо, и Лидочка имела как бы преимущество перед Колей – в любой момент она могла повысить голос или позвать Ефимыча.
– Ну чего ты добилась? – Коля шепотом наклонился к уху Лидочки. – Зачем тебе это? Лучше сойди. Сойди у «Ореанды», еще не поздно. И вернешься домой. Или мы можем тебя довезти до дому – ты за армянской церковью живешь?
– Мне не надо домой, – сказала Лидочка, не заботясь особенно, услышит ее шофер или нет. – Я хочу знать правду. И думаю, что смогу ее узнать именно в Севастополе.
– Что тебе нужно узнать?
– Мне нужно узнать, кто такой лейтенант Берестов, о котором написано в сегодняшней «Тавриде». Он выступал на митинге в полуэкипаже и рассказал о положении дел с революцией.
– Если ты узнаешь правду, ты уйдешь?
– Не знаю, Коленька, не знаю. Эта правда должна меня убедить.
Глаза привыкли к темноте, и Коля видел, как блестят Лидочкины глаза. Ничего не было видно, но глаза блестели.
Ялта осталась позади – пошли низкие татарские сакли с каменными заборами между ними.
– Ты уже догадалась, – прошептал Коля. – Ты же догадалась, что я взял фамилию Берестова.
– Зачем? – спросила Лидочка дрогнувшим голосом. Признание Коли вдруг испугало ее. Если он так спокойно говорит о том, что он – Берестов, значит, можно? Значит, с Андрюшей что-то случилось?
– Лидочка, я тебе завтра объясню. Я не могу везти тебя в Севастополь. Останови, Ефимыч, дама сойдет.
– Коля, – сказала Лидочка, – ты можешь меня убить, но добром я не уйду.
