– Давайте сюда ваше белье и всю одежду – ну быстро, быстро, мне надо нести это в лабораторию на обследование.
– Простите, но все у меня взял ваш полковник, с усиками.
– Рай-Райи?
– Кажется, так его зовут.
– Я так и знал!
Врач не скрывал своего разочарования.
– Не врете? – спросил он с пустой надеждой.
– Нет. Где здесь спрячешь? – сказала Кора.
– Прятать негде, – согласился Блай.
Врач ушел, а Кора направилась к двери, чтобы закрыть ее.
Но в дверях стояла медсестра в белом клеенчатом фартуке.
– Вы за моей одеждой? – спросила Кора.
– Мне надо отнести ее в лабораторию.
– Послушайте, мою одежду унес полковник Рай-Райи, потом за ней прибегал доктор Блай, теперь вы. Что в моей одежде особенного? Откуда в вас такое радение?
– Глупости, – ответила медсестра. – Каждый хочет с вас чего-то поиметь. На нашу зарплату разве разживешься импортом?
– Вы хотите сказать, что полковник взял мою одежду себе? – искренне удивилась Кора.
– Еще бы. Ваше белье денег стоит.
Тут раздался неприятный звон – как будто заработал плохо смазанный будильник.
– На ужин, – приказала медсестра, – идите уж.
Медсестра показала Коре путь в столовую на первый этаж. Сама же не скрывала разочарования.
– Могли бы и предупредить, – сказала Кора у дверей столовой.
– Откуда мне знать, что они такие шустрые!
В столовой, покрашенной серой краской, тоскливой настолько, что никакая, даже самая изысканная, пища и в глотку бы не полезла, под портретом одноглазого президента уже собрались пленники с Земли.
Восемь человек.
Вот они: справа сидит мрачный, глядящий в пространство Эдуард Оскарович Калнин, он даже не заметил, что Кора пришла переодетой в униформу больницы. Рядом с ним горбится, массирует свой шрам Покревский. Тот увидел Кору и кивнул ей. Дальше положил массивные кулаки на стол бывший полицмейстер Журба. Нинеля шепчет ему что-то, наушничает. Инженер знаками пытается разговорить печальную принцессу. Но принцесса не поддается его хитростям. Миша Гофман сгибает и разгибает алюминиевую вилку и поглощен этим занятием.
Кора прошла на свое место – его показала ей Нинеля, рядом с собой.
– Допрашивали? – спросила она.
– Нет, только доктор осмотрел. Мучил, не представляешь как!
– А Гарбуя видела?
– Кого?
– Значит, Гарбуя ты еще не видала.
Медсестра вкатила стол на колесиках, на нем, опасно кренясь, стояли миски и тарелки. Проходя мимо стола, медсестра ловко кидала миски, они ехали по плохо протертой деревянной поверхности и замирали перед едоком. Вторая медсестра шла следом и кидала перед людьми ложки. Все это походило на цирковой номер. Коре хотелось им аплодировать, но все воспринимали операцию серьезно, были заняты наступающей едой – только Коре не хотелось есть, она появилась здесь недавно, и ее беспокоили другие проблемы.
Гороховый суп был невкусным, недосоленным. Журба крикнул:
– Где соль, мать вашу! Сколько раз надо об одном и том же просить!
Никто ему не ответил. И никакой соли ему не принесли, но когда минут через пять или десять снова появились медсестры, то они несли вдвоем большую кастрюлю. Медсестра поставила кастрюлю на край стола, а вторая принялась зачерпывать поварешкой густую кашу и метать ее в опустевшие миски.
Когда операция кончилась, медсестра достала из-под фартука большую открытую консервную банку, наполовину наполненную желтой крупной солью.
Все принялись есть кашу, и некоторые щедро ее солили. А так как первый голод, правивший этой маленькой колонией, был утолен, то люди начали разговаривать, повеселели.
– Что будет дальше? – спросила Кора у Нинели.
– Наверное, опять испытания. Они нас все испытывают, что мы умеем делать. Вчера нас по лабиринту гоняли. А может, допрашивать будут, беседовать.
