– Черт побери, это же не спички, а сырые дрова. Вот именно, сырые дрова!
Он пронзительно засмеялся.
– Вам никто не поверит! – в отчаянии закричала Лидочка. – Все знают, что Ленин давно умер.
– Поверят, куда денутся! У нас на Руси всегда верили в чудеса. У нас любой юродивый или… как их там… экстрасенс может повести население Москвы в речку, подобно крысолову. Вот так, голубушка!
Снова чиркнула спичка, и раздался торжествующий возглас Фрея:
– Ура! Прощайте, Лидочка! Прощайте и простите старика!
И затем по коридору, удаляясь, застучали его ботинки на высоких каблуках.
Лидочка дернула дверь и тут увидела, как робкий огонек скользнул в щель и тут же в мгновение ока потерял робость и кинулся к ней, охватывая желтым заревом лужу керосина, набежавшую под дверь.
Лидочка хотела было затоптать керосин, но, к счастью, поняла, что это – самоубийство.
Она оглянулась. На крючках висели махровые полотенца и махровый синий халат Сергея, который она и выбрала в качестве главного огнетушителя, потому что помнила, что водой заливать керосин недопустимо.
Лидочка кинула халат на керосиновую лужу и, скинув туфли, начала топтать его – ее попытка оказалась удачной, потому что лужа была, в сущности, невелика. Но керосин пылал за дверью, и казалось, что уже слышен треск разгорающегося пожара. Лида начала срывать полотенца и затыкать ими щель под дверью – халат пропитался керосином, намок, и она бросила его в ванну, ощущая глупое чувство победы.
Лидочка заткнула ванну и пустила холодную воду: нельзя или можно, но вода не горит – пускай она потечет под дверь, отгоняя пожар. Ей было куда менее страшно, чем вначале, потому что она действовала. Но все же она понимала, что должна выбраться отсюда – обязательно! Даже не только ради себя, но и ради детей: ведь Фрей был совершенно серьезен, когда утверждал, что вынужден убить и детей – очевидно, не как свидетелей, но как доказательства существования гормона Би-Эм.
За дверью шумело. Трещало. Там был пожар – Лидочка приложила ладонь к двери, она была теплой.
Лидочка стала молотить в дверь кулаками.
Она молотила, кулакам не было больно, но шум пожара становился все сильнее, и тогда Лида направила в дверь струю душа… Стало трудно дышать.
– Я не хочу! – закричала она и сама удивилась тому, что это – ее голос.
Она колотила стену над ванной – там должны были быть фотографы, но их не было.
Лидочка крутила головой в поисках выхода; сунулась под ванну – подумала, что там может таиться подземный ход с дореволюционных времен, но под ванной был цементный пол. Потом она взобралась на край ванны, рванула на себя и выдернула вентиляционную решетку, но отверстие было слишком мало, чтобы просунуть туда хотя бы голову.
В ванную лез дым – черный, удушающий, горячий, ел глаза и мешал дышать. Лидочка вопила, прижав рот к вентиляционной решетке: она хотела протиснуться в нее, стать маленькой – мышкой, птичкой, она уже превращалась в птицу – лишь бы вырваться из смерти, которая осязаемо схватила ее и пыталась сожрать.
Лидочке показалось, что она поднимается и летит в темной трубе вентиляции… Но тут по ней ударили холодной могильной плитой – то ли хотели покрыть, то ли пожалели и дали полежать на прохладном…
– Лида! Ты что, Лида! Ты не помирай, мать твою! – Кто-то кричал Женькиным голосом и мешал Лидочке отдыхать, да еще стал тащить и переворачивать. Только все хорошо кончилось, только она отлежалась и начала приходить в себя – а тут тащат. Лидочка отбивалась, но не очень удачно, потому что они были сильнее и в конце концов ее вытащили – и не один человек, а двое. Лида кашляла, отбивалась от них – чуть не погибла, а уж окончательно пришла в себя, когда эти наглецы, мучители и палачи, сунули под нос нашатырь. Она открыла глаза, слезы катились градом, все в тумане, красная пожарная машина чуть не наехала на нее: когда уже они не нужны – то появляются, давят невинных людей. Милиционер, который, оказывается, ее откачивал, стал материть пожарников, тянувших кабель. Лидочка к тому времени пришла в себя настолько, что успела увидеть, какой славный факел получился из особнячка, так что, когда Сергей вернется из больницы, он жутко расстроится: там все книги, и его картотека, и гормон Би-Эм, и письма Галины – вся материальная сторона его жизни. И тут Лидочка поняла, что если Ленин не врал, то Сергея нет в живых, и она стала громко спрашивать:
– А как Сергей? Скажите, как Сергей? Он его не убил?
Женька, которая сидела рядом с Лидочкой на корточках, была похожа на грязную негритянку – то есть негритянку, которая красила забор белой краской, а может быть, на Женьку, которая черной краской… в голове путались самые обыкновенные мысли, и Лидочка физически ощущала, как они цепляются острыми краями друг за дружку.
– Ты чего? – удивилась Лидочка. – Тебе надо умыться.
Тогда Женька начала реветь. Полухвостый кот Сергея подошел к ней и стал тереться о ее коленку. Откуда-то с неба спрыгнул доктор в белом халате. У него было глупое лицо.
Все объяснилось на следующий день. Первого же дня не было – его сожрали уколы. Лидочка просыпалась, с кем-то говорила и все ждала, чтобы ее оставили в покое. К счастью, ожоги оказались незначительными, у Лидочки был шок и отравление дымом. Ночью она очнулась настолько, что перебудила все отделение, требуя, чтобы спасали Сергея Борисовича, которому грозит гибель.
Фрей рассчитал свою операцию точно.
В больницу вошел пожилой человек с бородкой, похожий на Ленина, но для людей, его не знающих, – на врача. Тут же, в гардеробе, он облачился в белый халат и уверенно направился в блок интенсивного наблюдения, куда в той больнице помещали больных на день или два, переводя из реанимации в общую палату. Фрей появился в отделении в пересменку, которая падала на мертвый час, в коридоре было пусто, а если кто и встретился ему, то не заметил старого доктора. Фрей вошел в палату, присел на стул, о чем-то поговорил, дал Сергею напиться. В поилке уже был растворен цианистый калий. Убедившись, что его воспитатель и опасный свидетель умер, он тщательно вымыл поилку под струей воды в умывальнике.
Потом, не тратя времени даром, возвратился домой.
Там он заманил в ванную Лидочку и запер, зная, что в фотографической половине особняка никого нет. Затем быстро прошел в свою комнату, к младенцам, которых девицы привезли с прогулки, покормили и уложили спать. Младенцев он задушил. Фрей предпочел не рисковать. Облив комнаты керосином, он ушел. Он был уверен, что Лидочке не выбраться, а от младенцев ничего не останется.
Хоть младенцы ему и надоели и терпел он их лишь по настоянию Сергея Борисовича, их Фрею было жалко; однако существование детей и, возможно, какие-то их дьявольские способности подставляли самого Фрея под удар. Может, и не сегодня, а через год они расскажут что-то опасное. Да и вообще – есть младенцы, есть подозрения, есть поиски. Нет никого в сгоревшем домике – о пожаре скоро забудут. Он полагал даже, что Женька с Ларисой не посмеют рассказывать о своих подброшенных старику уродах.
Фрей ушел спокойно, убежденный, что Лидочка сгорела как жертва исторической необходимости. Он купил в ларьке банку пива «Гиннесс», чего раньше себе даже на радостях не позволял, открыл и выпил, сидя в скверике. Горящий особняк был не виден. Пожарные проезжали другим переулком.
Первой затревожилась Женька. Может, потому, что была в том районе и собиралась заглянуть к своему малышу.
Она шла по улице и увидела дым.
Она побежала. Дым вырывался из комнаты, в которой жил Фрей. Она решила было, что Фрей заснул, не заметив, что случился пожар.
Женька кинулась в дом. К счастью, у нее был с собой ключ. Ключ пригодился, потому что, уходя из дома, Фрей аккуратно запер входную дверь.
Женька пробежала в комнату Фрея и увидела, что младенцы лежат в своих кроватках спокойные и мертвые. В комнате было дымно, занялась мебель. Женька, задыхаясь и все еще ничего не понимая, раскрыла окно, вынесла через него мертвых малышей. Тут прибежали и другие люди, стали помогать Женьке. Женька вернулась в дом и стала искать Фрея. Она решила, что он потерял память. Она даже не поняла еще, что ее сыночек мертв. Когда Женька бегала по заполненному горьким дымом дому, она услышала стук и догадалась, что он доносится из ванной. Потом стук прекратился, но Женька все равно добралась до ванной и вытащила Лидочку. Она вынесла Лидочку – люди подхватили ее – и хотела снова
