Машина затормозила перед зданием мэрии. Оно было схоже с почтамтом, и, если бы не вывеска, Ко могла бы их спутать. На Марсе еще не наступила эра собственных архитекторов и собственных мод – строили лишь так, чтобы главной заказчицей была надежность.
Профессор провел своих спутниц на второй этаж и, указав на жесткие стулья в коридоре, велел дожидаться его. Впервые за все время директриса и сбежавшая сиротка остались вдвоем.
Ко боялась, что их могут подслушивать, и ждала, что же скажет директриса. Та почему-то молчала. Ко уже открыла было рот, чтобы спросить, почему не видно комиссара Милодара. Ведь он руководит всей этой операцией.
Но тут заговорила директриса. И ее слова прозвучали неожиданно.
– Ко, что ты тут делаешь! – громко прошептала она. – Я чуть с ума не сошла.
– А кого вы ожидали увидеть? – улыбнулась Ко.
– Как кого? Разумеется, Веронику. Я прилетела, чтобы опознать ее. И когда увидела тебя, то буквально впала в шок. Я чуть было тебя не выдала. Я могла тебя погубить!
– Неужели комиссар вам ничего не успел сказать?
– А почему комиссар должен был мне что-то говорить?
Ко удивилась.
– Так вы сюда прилетели не по заданию комиссара?
– О нет! – Крупные слезы сорвались с белых ресниц директрисы и покатились по красным щекам. – О нет, я здесь по причине моего преступного прошлого! Я есть риколинен. Я так виновата перед тобой…
– Но что? Что? Я не понимаю!
Всю свою сознательную жизнь Ко привыкла воспринимать директрису как высший авторитет, как бога, управляющего делами островного мира. И крушение божества всегда больно видеть.
Всхлипывая и сморкаясь в кружевной платочек, директриса призналась Ко, что в юности была «сладкой девочкой» – то есть попала в лапы Вольфганга дю Вольфа, который в те дни не был ни Вольфгангом, ни дю Вольфом, а был более известен как межпланетный карточный шулер Карлуша, скользкий как угорь, за которым тянулись хвосты десятков незавершенных или недоказанных уголовных дел. Был он молод, хорош собой, дьявольски нахален и смертельно опасен для романтически настроенных девиц, к которым и относилась молодая студентка Стокгольмской консерватории по классу арфы Розочка Аалтонен. Девочка потеряла голову, бросила консерваторию и очутилась в проходном гареме Карлуши, который именовался «ротой сладких девочек». Уже тогда организм Карлуши ни секунды не мог обходиться без сахара, и потому жизнь в гареме проходила среди тортов, конфет и ликеров. Так что яды вкладывали в пирожные, иголки подсыпали в варенье, а толченое стекло – в мед.
– Нашей мечтой была… нашей мечтой был кусок селедки или черного хлеба. Если бы не власть, которую имел над нами Карлуша, мы бы разбежались хотя бы для того, чтобы забыть о сахаре.
– Поэтому у нас в детском доме не дают сладкого к чаю и не сахарят компот? – догадалась Ко.
– Поэтому, – коротко ответила Аалтонен.
– И что было дальше? – спросила Ко.
– Мне повезло более, чем другим. Я не успела стать его полной рабой, как однажды он попался на каком-то грязном деле и ему пришлось тайком бежать с Земли, бросив на произвол судьбы очередной гарем «сахарных девочек». После нескольких месяцев скитаний я смогла вернуться домой и стать учительницей. И жизнь моя прошла в честной работе… если бы не появился князь.
– Он прилетел к нам на остров? – спросила Ко.
– Да. Он прилетел сам. Потому что никому, кроме него, я бы не подчинилась. Но мне он сказал, что ему достаточно нескольких слов, чтобы навсегда погубить мою карьеру, чтобы лишить меня работы, чтобы опозорить меня на весь мир. Ты представляешь – директриса детского приюта, доктор наук Аалтонен в прошлом оказывается «сладкой девочкой» мерзавца дю Вольфа! Тогда лучше покончить с собой!
– Успокойтесь, – попыталась утешить директрису Ко. – Не надо так нервничать.
– И я совершила преступление… я пошла на сделку с этим убийцей. Я дала ему дело Вероники дю Куврие. А он поклялся мне, что ей не причинят никакого зла… А потом оказалось, что зло неотделимо от князя. Погиб Артем, исчезла Вероника… На этот раз просто приказал лететь на Марс и подтвердить личность Вероники… Ты можешь себе представить, каково было мое удивление, когда я увидела тебя… но замаскированную под брюнетку.
– За Веронику не бойтесь. Мы с комиссаром спрятали ее, – ответила Ко, которая почувствовала себя старше и даже мудрее директрисы. Происходило это от уверенности в том, что она, Ко, стояла на стороне добра и знала, что добро сильнее, а потому имела как бы моральное право судить тех, кто не удержался на этом пути. И пройдет еще немало времени, прежде чем она поймет, что никакого права судить чужую слабость человеку не дано.
– С комиссаром?
– Больше я ничего не могу сказать…
– Ты думаешь, что комиссар знает обо всем?
– Он следит за каждым нашим шагом, – уверенно ответила Ко.
– Не может быть! – Ужас исказил доброе лицо директрисы.
Ко кинула взгляд наверх и увидела, как по потолку бежит темнокожая муха-докторша с «Сан-Суси». Муха прижала лапку к губам, чтобы Ко не выдавала ее присутствия, и K°, от сознания того, что ее друзья рядом, стало еще легче и спокойнее.
Она хотела еще многое спросить у директрисы, но тут отворилась дверь и из кабинета выглянул профессор дю Куврие.
