могла мне этого простить. Ты представляешь – ребенок ей мешал! Я знаю, что она не хотела и моего рождения, – она пыталась сделать аборт. Но почему-то не вышло. Вот я и появилась назло ей. Впрочем, это уже мои страдания, и никому нет до них дела.
Татьяна закурила вновь. Она говорила, глядя мимо Лидочки, куда-то в угол, полузакрыв глаза, покачивая головой вперед-назад. Лидочка вспомнила, что у них дома, давным-давно, был китайский болванчик. Толстый, в шляпе конусом, его тронешь пальцем, начинает качать головой. Потом он разбился.
– Главное, – произнесла Татьяна Иосифовна со значением, затянувшись папиросой, – что ей удалось за годы, пока судьба носила и молотила меня, не давая, как осеннему листу, опуститься на землю, превратить Аленку в моего врага.
Татьяна вдруг замолчала, затянулась несколько раз. Было тихо, только тараканы шуршали в помойном ведре.
– Я устала, – сказала Татьяна. – Если ты хочешь искать здесь черепки и дневники, ты можешь это делать в моем присутствии. Мне ничего не жалко. Но ты ничего не найдешь.
– Почему?
– Потому что я вчера перевернула вверх дном всю квартиру, и антресоли, и даже здесь – ноги хоть и не держат. Я тоже искала… искала то, что оставила моя мать, оставила Аленке, чтобы не досталось мне. Она, Аленка, мне всегда говорила, что все сгорело, все сгорело… Но я не верила.
– Но что сгорело?
– У мамы был маленький участок, шесть или семь соток, где-то во Внукове, в кооперативе Минпроса. Хибара, а может, дом – я никогда там не была. Она меня не приглашала. После смерти мамы туда ездила Аленка. Но и она меня не приглашала.
– Вы там никогда не были?
– Никогда не была. Я только знаю, что эта хибара сгорела. И если бы там стояла твоя шкатулка, она тоже сгорела – фьюить и сгорела…
– Во Внукове?
– Так ты будешь обыскивать мой дом?
– Извините, я ничего не хочу обыскивать.
– Тогда оставь меня. Я так хочу спать… Я так устала от всего.
– Извините, Татьяна Иосифовна, я пойду.
– Иди, иди.
Татьяна не вышла в прихожую проводить гостью.
– Заходи, приезжай ко мне в Переделкино. Я тебе всегда буду рада! – крикнула она из комнаты. Заскрипел пружинами старый диван. Несколько дней назад на нем лежала ее дочь.
Когда Лидочка оделась и открыла дверь, Татьяна вдруг крикнула ей вдогонку:
– Она ненавидела меня. И во всем виновата моя мать! Маргарита! Но я не держу зла.
Соня позвонила ей вечером. Ее сначала интересовало, известно ли что-нибудь новое об Осетрове, а затем стала рассказывать о себе, что не зажигает свет в своей комнате и велела соседке, чтобы та всем говорила, что ее нет дома, – так она боится гнева Петрика. Поэтому просит ее не спускать руку с пульса. Как только Осетрова поймают – тут же сообщить ей. Пускай вытрясут из него баксы. Поняла?
Когда пухленькая близорукая Сонечка думает о баксах и трепещет перед однокашником, трудно узнать у нее, как же складывались отношения между тремя поколениями женщин семейства Флотских.
– Соня, а где был садовый участок? Там Маргарита жила последние годы?
– Все правильно. Ты сечешь все правильно. Только случилась беда – у них, у Флотских, нельзя без беды. Садовый участок накрылся… лопатой.
– Я тебя не поняла.
– Сгорел домик, сгорела хибарка без следа. Целиком.
– А где эта хибара была?
– Думаешь, там, в земле закопано? Если бы закопано, Аленка бы откопала. А так – пустота и глушь.
– Ты не знаешь, где она стояла?
– Точно я тебе не скажу.
– Но если это садовой участок, то там можно было развести огород.
– Ах, не говорите мне глупостей. Аленка – городской человек. Как и я. Нет глупее занятия, чем копаться в грязной земле и портить маникюр. Лучше зарабатывать себе на хлеб на панели. Ты мне позвонишь, если твой Шустов шепнет насчет Осетрова? Мне нужно увидеть его раньше всех и отнять баксы.
– Почему Шустов – мой? – Лидочка не хотела давать никаких обещаний.
– Он к тебе неровно дышит – это очевидно с первого взгляда!
Соня весело рассмеялась. Потом добавила:
– А у меня на тебя вся надежда, Лидок. Иначе Петрик снимет с меня мою нежную шкурку. А шкурка у меня одна.
– Может, тебе интересно, – сказала Лидочка, – что Осетров ушел из дома в лыжном костюме.
– Враки! – возмутилась Соня. – Если ты думаешь, что он собирается в поход на Хибины, не верь ушам своим. Я думаю, он в жизни на лыжи не вставал.
– Честно говоря, намерения Осетрова меня не волнуют.
– В самом деле лыжный костюм надел?
– Так его жена сказала Шустову.
– Эта мымра врет, – возразила Соня. – Она его отправила в Гватемалу, а лыжный костюм – это лапша для наших ушей.
– Может быть, – не стала спорить Лидочка.
Глава 8
Находка во Внукове
Ночью Лидочка много раз пыталась добиться связи с Каиром, но автоматика срывалась на пятом номере, а от девочек-телефонисток слышала лишь: ждите ответа, ждите ответа… срочный? Через три часа… В конце концов Лидочка уснула, не раздеваясь, так и не добившись разговора с мужем. А ведь он знал куда больше ее о шкатулке и вещах, которые в ней хранились. Ей так нужен был его совет, его подсказка! Лидочкой владело странное тягучее предчувствие того, что тайна шкатулки лежит где-то рядом, только догадайся, наклонись вовремя, подними…
В утреннем непрочном сне ей все снились шкатулка, люди, которые старались спрятать шкатулку, отнять ее у Лидочки, потом надо было искать шкатулку по правилам детской игры: «Холодно, теплее, еще теплее… горячо!»
Разбудил телефонный звонок. Не просыпаясь, Лидочка с облегчением нащупала трубку, понимая уже, что потеря шкатулки и жестокие игры вокруг нее – не более как сон. Она была благодарна телефонному звонку.
О, как жестоко она ошибалась!
Звонила Татьяна Флотская. Говорила медовым голосом. И Лидочка сразу поняла, что ее снова пытаются загнать в рабство, ибо Татьяна была прирожденным рабовладельцем, и лишь историческая ошибка позволила ей родиться существом без имения, без рабов, без крепостных. Всю жизнь Татьяна, видно, пыталась отыскать себе рабов, сначала мужчин, потом собственную мать и дочь – и все от нее рано или поздно сбегали. И тут – подарок судьбы! Лидочка!
– Лидочка, ласковая ты моя, я тебя, надеюсь, не разбудила? – И, умудрившись не услышать ответа Лидочки «разбудили», продолжала так же жизнерадостно: – Ты тоже ранняя птичка? Кто рано встает, тому Бог подает! Великое дело – народная мудрость. Так ты уже почистила перышки, моя девочка? Вот и я прилетела к тебе – старая надоедливая ворона. Прилетела и зову тебя подняться со мной в небесные выси! Ты готова, моя добрая?
– Татьяна Иосифовна, переведите, пожалуйста, свой текст на обычный язык.
– Сегодня вторник, – радостно сообщила Татьяна. – И мне пора возвращаться домой, в свое Переделкино. Вдохновение торопит меня.
– А вы не останетесь до девятого дня?
– Ах, какие глупости, неужели и ты разделяешь эти суеверия?
