знатным польским родственникам, что съездит к маме и вернется… И уезжает.
– И почему она не вернулась? – спросила Кора.
– Это мы узнаем с тобой через час, – сказал комиссар. – Я назначаю тебе встречу через час в центре города Рангун, у пагоды Суле.
– У пагоды Шведагон, – поправила его Кора.
– Шведагон не в центре, – не сдался комиссар, и на этот раз он оказался прав.
Из Рангуна, жаркого, душного, влажного, где комиссар и Кора съели мороженого в кафе у памятника маленькой бирманской женщине Аун Сан Су Чжи, отважно боровшейся сто лет назад за свободу и демократию в Бирме, они вылетели на такси в Лигонскую республику. Вскоре долина, разделенная на квадраты рисовых полей, начала подниматься, холмиться, дальше пошли леса, и за несколькими перевалами они опустились к широкой горной долине у городка Лиджи, милого курорта с целебными источниками.
– Узнаешь? – спросил комиссар.
– Нет, – честно призналась Кора, – я слишком давно здесь была. Даже горы стали другими.
Конечно, горы другими не стали, но город был современным и похожим на подобные курорты в Южной Европе, на Гавайях и в Грузии.
Поднятый по тревоге еще из Москвы сотрудник Краеведческого музея в Лиджи Маун Нурия, далекий отпрыск правящей династии лигонских королей, встречал их на центральной площади, куда опустилось такси. Он был молод, робок, но преисполнен гордыни, как все лигонские княжата.
– Я заказал вам обед, сэр, – сообщил он комиссару.
– Некогда, некогда, некогда! – отвечал Милодар. – Нам нужна информация, и чем скорее мы ее получим, тем скорее улетим.
– Я не спешу, сэр, – ответил молодой человек, сохраняя чувство собственного достоинства.
– Зато я спешу. Где у вас музей?
– Вы стоите у входа в него.
– Тогда пошли внутрь. Здесь дует.
Считать, что на центральной площади Лиджи дует, было несправедливо. Там не дуло, а пел постоянный сильный ветер, который скатывался с гор и стремился к океану.
В надежной тишине музея, построенного в духе средневековых лигонских построек, правда, не из тикового дерева, а из современного строительного пластика, комиссар потребовал, чтобы его вели в архивы.
– Зачем? – настороженно спросил Маун Нурия из лигонских князей. Ему комиссар совсем не нравился – в тихих горных городах не любят людей, примчавшихся из равнины на диком коне и с громкой боевой песней. А именно таким человеком и был комиссар.
– Мне нужно узнать, нет ли чего-нибудь у вас о Дороти. Дороти Форест, она же Дороти Фредро. Она же принцесса Лигона.
– В Лигоне не было принцессы с таким именем, – уверенно возразил молодой человек.
Они шли впереди с Милодаром. Милодар все время мысленно подгонял музейного сотрудника, а тот внутренне сопротивлялся и тормозил, из-за чего продвижение вперед получалось неровным, с толчками и пробежками.
Вдруг их остановил раздавшийся сзади крик Коры:
– Да стойте же! Вам не надо идти в архив.
– Что? – обернулся к ней Милодар. – Что еще?
– Подойдите сюда.
Милодар подчинился настойчивому звучанию голоса.
– Вы узнаете эту женщину? – спросила Кора.
– Оу! – произнес Милодар. – Это она.
Он попытался прочесть написанное под портретом имя средних лет женщины, в которой нетрудно угадать Дороти. Но имя было написано по-лигонски.
– Кто это? – спросил Милодар.
Молодой человек ответил:
– Это королева Лигона Ма Доро. Или, как она более известна, До Доро. Это великая женщина и наша героиня.
– Доро… Конечно же, Доро! – сказала Кора. – Как же я забыла, что здесь ее знают под этим именем.
Дороти почти не изменилась и в то же время изменилась сильно. Она была все так же хороша, и так же густы были ее волосы, схваченные серебряным обручем, но глаза смотрели холодно и скулы были туго обтянуты кожей. Это была несчастная и гордая женщина.
– Расскажите о ней! – взмолилась Кора. И она произнесла эту просьбу так искренне, что молодой человек многое ей простил.
– Это наша героиня, – сказал он. – Она родилась и воспитывалась в другой стране…
– В Англии, – вмешался Милодар.
