А на плотах, что движутся с громадою рекиНапротив зыби плещущей, орут плотовщики.Мужицким пахнет варевом, костры в дыму трещат —И рдеет красным заревом на холоде закат.
Он видел смоль ее волос,За ней желтел крутой откос,Отвесный берег, а у ногВолна катилась на песок,И это зыбкое стеклоГлаза слепило — и теклоОпять назад… Был тусклый день,От пролетавших чаек теньЧуть означалась на песке,И серебристой пеленойТерялось море вдалеке,Где небеса туманил зной;Был южный ветер, — горячоЕй дуло в голое плечо,Скользило жаром по литымНогам кирпично-золотым,С приставшей кое-где на нихПерловой мелкой шелухойОт стертых раковин морских,Блестящей, твердой и сухой…Он видел очерк головыНа фоне бледной синевы,Он видел грудь ее. Но вотНакинут пламенный капотИ легкий газовый платок,Босую ногу сжал чувяк, —Она идет наверх, где дрокВисит в пыли и рдеет мак,Она идет, поднявши взглядТуда, где в небе голубомВстают сиреневым горбомОбрывы каменных громад,Где под скалистой крутизнойСверкает дача белизнойИ смольно-синий кипарисВерхушку мягко клонит вниз.
Полночный звон степной пустыни,Покой небес, тепло земли,И горький мед сухой полыни,И бледность звездная вдали.Что слушает моя собака?Вне жизни мы и вне времен.Звенящий сон степного мракаСамим собой заворожен.
Вот этот дом, сто лет тому назад,Был полон предками моими,И было утро, солнце, зелень, сад,Роса, цветы, а он глядел живымиСплошь темными глазами в зеркалаБогатой спальни деревенскойНа свой камзол, на красоту чела,Изысканно, с заботливостью женскойНапудрен рисом, надушен,Меж тем как пахло жаркою крапивойИз-под окна открытого, и звон,Торжественный и празднично-счастливый,Напоминал, что в должный срокПойдет он по аллеям, где струитсяС полей нагретый солнцем ветерокИ золотистый свет дробитсяВ тени раскидистых берез,