– Не то чтобы очень… Думаю, ты должна ей помочь.
Клара хорошо знала внука и поняла, что разговор ему неприятен. Здесь скрывалось что-то очень серьезное, и она забеспокоилась.
– Хорошо, я уже здесь и все сделаю, – медленно проговорила она.
Винсен улыбнулся ей своей особенной улыбкой. Он безгранично доверял Кларе; хотя ей было уже семьдесят семь, она по-прежнему была достойным вождем клана и надежной опорой для всех.
– Мне пора в суд, – вставая, сказал он. – До вечера, бабушка.
Она проводила Винсена взглядом. В светло-сером альпаковом[25] костюме, голубой рубашке и галстуке в тонкую полоску он был неотразим. Одеваться он умел: от Шарля ему досталась врожденная элегантность.
«Что же здесь не так? Он должен быть счастлив… Красивая жена, здоровые дети, любимая работа…»
Когда-то Клара боялась, что отец будет подавлять Винсена, но Винсен сумел выйти из-под его опеки, он даже отстоял Магали, – словом, внук шел своей дорогой, и ему везло во всем.
«Нет, не во всем. И я узнаю, что здесь не так».
От этой мысли Клара развеселилась: она, несомненно, очень скоро все узнает. От ее внимания не укрывалось ничего, а внуков она видела насквозь.
«И все-таки Винсен самый лучший…»
Она давно перестала бороться с этим пристрастием и старалась только его скрыть. Подумав немного, она налила себе еще полчашки кофе. Лечащий врач прописал ей кучу глупостей, но она слишком любила кофе, чтобы отказываться от него.
Из окна своей комнаты Магали видела, как Винсен сел в черный «Ситроен DS» и тронулся с места. Она хотела было открыть окно и позвать мужа, но передумала. Устало опустив занавеску, она подсела к туалетному столику: это маленькое чудо в стиле Наполеона III Клара подарила ей на Рождество. Столик, как и вся обстановка в доме, только смущал Магали.
В Валлонге оказалось труднее, чем в Париже, и она скучала по квартирке, которую они снимали на острове Сен-Луи в течение двух лет. Когда Винсен впервые привез туда Магали, квартирка показалась ей такой большой! Три комнаты, чудесный вид на Сену; там они были счастливы. Конечно, каждую пятницу они ходили ужинать на авеню Малахов; Магали люто ненавидела это место, но стоило им вернуться домой, как она забывала мрачный особняк до следующего посещения.
Когда Винсен объявил о своем назначении, она сначала чуть с ума не сошла от радости. Ей не терпелось снова поехать на родину, показать Прованс детям. Только потом она поняла, что ей придется жить в Валлонге.
Магали внимательно рассматривала себя в овальное зеркало. Ее тонкий носик и круглые щеки покрывали мириады веснушек. Длинные, чуть вьющиеся венецианские волосы, отдающие в красное дерево, – они очень нравились Винсену, и она не стригла их. А на самом деле ей так хотелось сделать прическу, как у Мэрилин Монро, а может быть, даже перекраситься в блондинку: Магали обожала звезд кино. Кроме того, молодая женщина считала себя слишком округлой, со слишком широко расставленными глазами, хотя она была прекрасно сложена и ее зеленые глаза могли соблазнить и святого. После двух родов Магали по-прежнему была похожа на девушку, и мужчины оборачивались на нее.
– Задержка три недели. Уже точно. Я беременна, – проговорила она, вертя в руках щетку для волос.
Винсену она еще ничего не сказала. И сама не знала, стоит ли радоваться третьему ребенку. С тех пор как она поселилась в Валлонге, все было ей в тягость. Если не считать часы, проведенные на мельнице Жана-Реми и на оливковых плантациях Алена, она все время чувствовала себя не в своей тарелке. Не на своем месте. В большой, позолоченной тюрьме. Приезд семьи только усиливал это чувство; конечно, Клара была очень добра, но Магали чувствовала, что та следит за каждым ее шагом. А с Шарлем молодая женщина даже взглядом не встречалась. Магали невзлюбила его с первого дня знакомства. Она так и не простила ему той снисходительности, с которой он нехотя дал согласие на их брак – в этом самом доме несколькими годами раньше. Не простила того, как он смотрел на нее, его высокомерную улыбку, его невыносимую надменность. Потом Винсен очень много рассказывал ей про Шарля, но она не хотела ничего слышать. Этот человек презирал ее, только слепому было неясно. Лето рядом с ним обещало быть настоящей пыткой. Свекор всегда будет видеть в ней лишь племянницу кухарки, маленькую выскочку, без которой семейство Морванов прекрасно бы обошлось.
Вчера перед сном она поделилась своими тревогами с Винсеном, а он только рассмеялся в ответ. Для него отец был исключительным человеком, вне всякой критики. Магали шутливым тоном говорила, что, может, и не слишком умна, зато может распознать неприязнь. Тогда Винсен включил свет, обнял ее, чтобы ободрить и утешить, и в итоге, как и каждый вечер, они занялись любовью.
Магали отошла от зеркала и направилась в гардеробную: комната примыкала к спальне и была для нее одним из немногих привлекательных мест в Валлонге. Этакий платяной шкаф размером с будуар: Клара разместила там множество ящиков, этажерок, крючков и вешалок. Включив свет, Магали увидела висящие в ряд костюмы и платья, которые ей помогал выбрать Винсен. Ей было неловко ходить с ним по домам моды и бутикам прет-а-порте, но это все же было лучше, чем идти туда одной: она вообще ничего не могла выбрать. Все казалось ей слишком дорогим, слишком тяжелым, слишком чопорным, и она с тоской вспоминала маленькие легкие платьица, которые так любила носить несколько лет назад.
«Я никогда не сумею…»
Поначалу она искренне старалась измениться. Не одевалась, как раньше, не говорила, не ходила и не смеялась, как раньше. Думала, прежде чем открыть рот. Не выходила из дома без шляпы. Носила перчатки. Улыбалась всем этим занудам. Клара давала ей кучу советов, которые не мог дать Винсен, потому что любил жену такой, какая она была. Но настал момент, когда Магали поняла, что люди смотрят на нее снисходительно или с пренебрежением, а она не хотела позорить мужа и его семью, не хотела быть гадким утенком. Тогда, чтобы не сказать или не сделать глупость, она сочла за благо отмалчиваться. И сидела неподвижно в своем углу с деланной улыбкой, даже если умирала от скуки.
– Ты мадам Винсен Морван-Мейер, будь же благоразумна, не позорь их… – сквозь зубы твердила она.
