Шокированный последним словом, он встал, и она должна была поднять голову, чтобы выдержать его взгляд.
— Урок, — сказал он сквозь зубы, — его даешь мне ты, которая не путается в кружевах.
С любопытством она в упор смотрела на него какое‑то время. Клара не знала этого выражения, которое он ей вдруг противопоставил, и его сходство с Шарлем проявилось еще больше. Она представила, что так он должен выглядеть в суде, и это было неоспоримо.
— У тебя странный вид. Я тебя задела? Не петушись, для меня ты все еще мальчик, ты отлично это знаешь.
— Клара… — вздохнул он.
Он уже упрекал себя в том, что так отреагировал на ее слова. Ему нечем было гордиться перед ней. Кроме собственных детей, Клара была для него единственным человеком, которого он любил, которым восхищался и которого уважал больше всех на свете.
— Тебе надо было подарить фуражку адмирала, — сказал он улыбаясь. — Продолжай командовать нашим кораблем и веди нас в надежный порт.
Внезапно он наклонился к ней, взял ее лицо в руки.
— Не исчезай никогда, бабушка.
— Ты этого не хочешь, значит?
— Конечно, нет.
— И я могу еще кое‑что добавить?
— Давай…
— Позаботься о Магали. Даже если с вашей парой все кончено, ты ответственен за нее.
Так она догадалась о том, что он готовился сделать, даже подбадривала его поторопиться. Но она всегда первой показывала пример, как принять правильное решение в нужное время.
— Ты не просто желанная гостья, ты спасешь им жизнь! — сказал Даниэль посмеиваясь.
Он запер двери своего кабриолета и подошел к Софии на тротуаре.
— Без нас их было бы тринадцать за столом, беда для новогоднего вечера!
— Они суеверны в твоей семье? — спросила молодая женщина. Она говорила с приятным итальянским акцентом.
— Нет, не совсем. Я просто хотел, чтобы ты чувствовала себя удобно… или придала мне смелости! На самом деле я им никогда никого не представлял…
Непринужденным жестом он указал на фасад особняка, все окна которого светились.
— Как волшебно, — восхитилась она. — Ты вырос здесь?
— Да. С моим братом, с моими кузенами… Настоящее племя, ты увидишь!
Миновав тяжелые черные ворота, он открыл маленькую боковую калитку и отошел, чтобы дать ей пройти в большой мощеный двор. Он радовался, что представит ее членам клана Морванов, особенно Винсену, которому полностью доверял. Брат никогда его не обманывал, если ему не понравится София, он об этом скажет.
Сначала через холл он провел ее в гардеробную, маленькую комнатку, оборудованную Кларой между двумя войнами. Стены ее были обтянуты светло‑серым кретоном. Здесь царствовали два трельяжа времен Людовика XV, несколько обитых пуфов и большие венецианские зеркала. Освободив ее от мехового манто, он оглядел Софию с ног до головы.
— Ты великолепна…
Он встречал разных женщин, с легкостью пользуясь у них успехом, но София не принадлежала к этой эфемерной категории. Они познакомились в Риме, когда он работал во французском посольстве, и с тех пор не расставались. В первый раз в своей жизни, в тридцать три года, он наконец‑то почувствовал, что влюблен.
Их появление в главной гостиной, которая служила только для приемов, было сначала отмечено молчанием, а потом веселым улюлюканьем. Даниэль взял Софию за руку и подвел ее сначала к Кларе.
— Моя бабушка, о которой я столько тебе рассказывал…
— Я счастлива с вами познакомиться, мадам Морван.
Она не назвала ее Морван‑Мейер, как Даниэля, в доказательство, что хорошо запомнила все, что он рассказал ей о своей семье, и Клара улыбнулась.
— Мой брат Винсен, продолжил Даниэль, моя тетя Мадлен. А вот Хелен… Это мои кузены — Мари, Готье и Шанталь… Не хватает только Алена, но он остался на юге…
— Как обычно! — пробормотала Мадлен гневно. Даниэль проигнорировал ее замечание и закончил:
— На юге с женой Винсена, которая больна. Дети представятся сами, когда принесут нам печенье, я полагаю!
Он действовал с привычной легкостью, так как занимаемый им высокий пост приучил его к дипломатии и светским раутам. Он посадил Софию на диван, прежде чем отправиться к сервировочным столикам. Там охлаждалось шампанское. И его брат почти сразу же к нему присоединился.
— Ты влюблен на этот раз? — прошептал Винсен, протягивая ему два бокала.
— Это видно?
— Да!
— Тем лучше. Как она тебе?
— Я скажу тебе это к концу вечера.
— Хорошо, господин судья! — пошутил Даниэль. Уголком глаза, он увидел, что София знакомилась с его племянниками, которые собрались вокруг нее.
— Готье кажется лучше, нет?
Он не видел своего кузена уже несколько месяцев, но часто думал о нем, о горе, которое должно было его терзать и которое глубоко отразилось на всей семье.
— Он выдержал испытание. И Шанталь тоже. Переводя внимание на брата, Даниэль пристально и настойчиво посмотрел на него.
— А ты? Ты знаешь, что с возрастом ты все больше становишься похож на папу? Все должны тебе это говорить, полагаю…
Винсен шутя стукнул его по плечу, как раз настолько, чтобы немного шампанского вылилось из бокалов, и прошептал:
— Дай ей немного выпить, прежде чем все разольешь!
— Что вы тут замышляете? — спросила Мари, возникнув между ними.
— Да ничего. Я сказал Даниэлю, что у него пятно на куртке…
Винсен засмеялся, а Даниэль вдруг почувствовал себя в далеком прошлом, когда он был самым младшим из пяти, и все дразнили его, но при этом и заботились о нем. Пока он шел через гостиную, Мари проследила за ним глазами.
— Могу поспорить, что он клюнул на эту итальянку! Свадьба в семье поставит Клару на ноги.
— Она не больна, — возразил Винсен.
— Нет. Но она устала…
Вместе они повернули головы туда, где сидела их бабушка. Хелен была подле нее, чтобы предупредить малейшее ее желание, такая же преданная, как обычно, очаровательная в своем длинном платье изумрудного атласа.
— Если ты посмотришь на нее еще три секунды, она начнет краснеть, — пошутила Мари низким голосом.
Винсен закатил глаза, раздраженный тем, что вся семья заметила то, что он был не в состоянии увидеть сам.
— Тебе случайно не надоедает нравиться женщинам? — с иронией спросила Мари.
— Ей — да. Она нужна мне для детей, я не хочу недоразумений.
Тем не менее, он стал чувствовать себя неудобно, когда оставался с ней в комнате один на один, и смотрел теперь на нее не просто как на молодую девушку, которую уже давно знает. Он равнодушно находил ее красивой, признавал, что даже испытывал смутное желание, которое до этого момента не
