— Нет, с тобой это по‑другому, ты моя мачеха.
— Больше нет, — ответила она в том же тоне. Пока она смотрела на него, провоцируя, он улыбнулся и уточнил:
— Может быть, но я не хочу проблем с отцом. Став снова серьезным, он опустил свои зеленые глаза.
— Он тебя пугает? — спросила она резко.
— Нет, не это.
Ничего больше не уточняя, он встал и подошел к окну.
— Если хочешь, — тихо сказал он, — я приглашу тебя на обед. Пойдем куда‑нибудь, расскажешь мне о своих проблемах.
Интонации его голоса напоминали чем‑то Винсена. Он повзрослел, жизнь на свежем воздухе его изменила, и через секунду она спросила себя, не лучше ли было полюбить его.
— Я принимаю твое предложение! — бросила она с искусственной непринужденностью. — По крайней мере, развеюсь немного…
Он не повернулся, пока она выходила из кухни, продолжая смотреть на сад, где он так часто дрался с Сирилом.
— Если хочешь, я могу заказать только воду, — предложил Винсен.
— Нет, это смешно. Возьми розового вина. Скажем, Тавель, ты же его обожаешь!
Магали властно сделала знак официанту и выбрала сама по винной карте, которую ей принесли.
— Я даже, бывает, выпиваю бокал шампанского на званых обедах, — объяснила она. — Алкоголь не составляет для меня никакой проблемы, ты можешь напиться, если хочешь, это на меня не повлияет. С Жаном‑Реми мы часто устраиваем пирушки в ресторанах, и поверь мне, он не лишает себя….
Она глотнула томатного сока, подняла голову на Винсена, который принял взгляд ее зеленых глаз, как подарок. Терраса в тени была уютной, скатерти — нежных пастельных тонов, несколько загорелых посетителей пили анисовый ликер.
— Что ты будешь есть? — спросил он, не сводя с нее глаз.
— Может, рыбный суп? Они очень хорошо его здесь готовят.
— Тогда я тоже…
— Ты будешь сейчас? — удивилась она.
— Не знаю. На самом деле, мне все равно.
— Господи, ты странный, Винсен! И потом, что со мной? Прыщик на носу, тушь потекла?
— Нет, нет… ты безупречна.
— Совсем нет! Мне сорок четыре года, мой дорогой, у меня куча морщин, которые я хорошо вижу каждое утро в зеркале, а по вечерам еще лучше. Не говоря уже о диете, на которой я должна сидеть, чтобы потерять три‑четыре кило!
— Скажи еще раз.
— Что, кило? О, тем не менее, это не так страшно… Ты находишь меня толстой?
— Совсем нет. Но ты назвала меня «дорогой». Она засмеялась и мило похлопала его по руке.
— Ты слишком сентиментален, дорогой.
— Я тебе надоедаю?
— Ну… Ты ставишь меня в неудобное положение, вот.
— Почему? Я ни о чем тебя не прошу, я пригласил тебя на обед, не на ужин, специально, чтобы ты чувствовала себя хорошо. Я не фанатик, ты просто вызываешь во мне желание, мне так же хочется тебя слушать, смотреть на тебя. В худшем случае мне этого будет достаточно, если ты не хочешь ничего больше.
— Ты хочешь, чтобы мы стали друзьями?
— Не совсем, но за неимением другого!
Он улыбался, счастливый оттого, что сидит напротив нее, в первый раз в согласии с самим собой. Путь, пройденный со времен их молодости, — вместе или раздельно, был сложнее, чем предполагалось. Даже в худшие моменты, ему надо было знать, что он никогда от нее не оторвется, что все, что он будет делать без нее, не будет иметь никакого смысла.
— У тебя есть любовник? — вдруг спросил он. — Есть ли кто‑то, кто может разозлиться, увидев тебя за одним столом со мной?
— Ты очень нескромен… а ведь ты больше не имеешь права задавать подобного рода вопросы.
— Пусть, но я не могу помешать себе думать об этом. Почему ты не ответила на мое письмо?
— Потому что это было письмо школьника! В нем было много глупостей, крайностей.
— Искренних!
— Но нереальных.
Она легко с ним держалась, она стала женщиной, уверенной в себе, спокойной, способной не поддаться на чувства, которые он в ней вызывал. Однако, когда она видела его таким любезным, каким мог быть только он один, нежным и внимательным, соблазнительнее всех мужчин, которых она знала, она хотела ему сказать: да, она все еще его любит. Он не был кем‑то непостоянным, неверным. Он проявил по отношению к ней ангельское терпение, все‑таки благодаря ему ей удалось выбраться из ада. И когда она его бросила, он на самом деле страдал.
— Есть что‑то, что я тебе не простила, — вздохнула она.
— Клинику?
— Нет… Я на тебя злилась сначала, но я слишком низко опустилась, у тебя не было выбора. Наши проблемы идут не оттуда, это было раньше, когда ты согласился на пост в Париже. У меня было впечатление, что твой отец выиграл партию, это он был против меня, я была не на том уровне, и он выкинул меня из игры, как захотел. В то время карьера не много значила для меня. У нас уже было все, что можно желать в жизни, но, тем не менее, ты гнался за почестями, оставляя меня на обочине дороги. После похорон отца, я сказала тебе что‑то неловкое, я не знаю, что это было, но ты ушел. Было достаточно одной фразы, чтобы понять, что ты ожидал только повода, чтобы оставить меня, чтобы оставить детей.
— Ты была уже на таблетках.
— Да, ибо с каждым днем теряла тебя все больше. К тому же Клара, Шарль, я не чувствовала себя на высоте, я все время боялась. Когда я думаю об этом периоде моей жизни, мне становится мерзко, жалко себя, в таком я была тумане, без воли. Я предполагаю, что все это не помогло Виржилю вырасти достойным образом. Я предпочла бы, чтобы ты был более строгим со мной, а не только глубоко огорченным… и всегда идеальным! Ты считал меня сложной женщиной, хрупкой, тогда как я была очень простой и в глубине достаточно сильной.
Однако при разговоре к ее глазам подступили слезы. Она взяла салфетку и украдкой вытерла их, извинившись.
— Магали… — пробормотал он, расстроенный.
Он чуть было не сказал, что ему очень жаль, но вовремя одумался. Это было совсем не то, что она хотела от него услышать, если она еще ждала чего‑то.
— Если бы Ален это увидел, — пошутила она, — он посоветовал бы мне не жалеть саму себя! Я не знаю, что бы я без него делала все эти годы.
— Случалось, что я к нему ревновал, — признался он плачевным тоном.
— К Алену?
— К вашим отношениям. Он был как твоя крепостная стена, это его ты звала на помощь, не меня.
— Потому что здесь был он. Не ты.
— Я говорил себе, что ты, в конце концов, окажешься в его объятиях.
— Я могла. Но он не пытался.
Метрдотель только что поставил перед ними дымящуюся супницу и пожелал им приятного аппетита, прежде чем уйти. Когда Магали налила Винсену суп, поднялся запах шафрана, чеснока и укропа.
— Я кладу тебе все? Даже морского угря?
Она снова была веселой, выход ее эмоций уже забылся.
— И перец тоже? Ну, не слишком много, тебе никогда не нравилось острое…
