Жанна участвовала во всем этом по желанию ее мужа. Если женщина считает, что ей в жизни повезло, – это значит, что она встретила прекрасного принца, за широкой спиной которого она может спокойно расцветать, не понимая, что она только чахлый оранжерейный цветочек. У меня была подруга, врач, интеллигентная женщина из хорошей семьи. Потерпев неудачу в семейной жизни, она в корне переменилась. Ударилась в мазохизм, участвовала во всех оргиях, резала себя бритвой, стегала плетью, занималась сексом всеми мыслимыми способами, позволяла обращаться с собой как с собакой. Но как только она вновь нашла хорошего друга, все кончилось: она исчезла из нашего круга – ее излечила так необходимая ей моногамия. Подобное сочетание Виргилия и божественного маркиза де Сада – все же довольно редкое явление.
У большинства девушек, которые приходят на наши вечера, где-то в уголке сознания дремлют светские предрассудки. Но после того, как они приобщаются к нам, их уже трудно удивить чем-либо. Меня ввели в эту сферу мои друзья-мужчины – жадные до сенсаций и лишенные предрассудков. Большинство моих друзей лет на двадцать старше меня. Не могу сказать, что имею особое пристрастие к пятидесятилетним, но должна признать, что мужчины сорока лет и старше уже пожинают плоды сделанной карьеры; у них появляется время думать о своих удовольствиях. Уже установлена определенная дистанция между ними и их чистолюбием, их беспокойством по разным поводам и особенно их желанием завоевать жизненное пространство и социальное положение. В основном от них исходит ощущение спокойной силы, которая передается их окружению. И вечерами они не надоедают разговорами о своих финансовых проблемах, о семье и о работе… Конечно, у них, как и у всех, есть свои трудности, но они оставляют их в раздевалке и забывают о них на то время, пока у нас горит интимное освещение.
И наоборот, молодые люди всегда кажутся более озабоченными и иногда какими-то потерянными, ведь они в основном заняты продвижением по служебной лестнице. А я сама, будучи ярко выраженной эгоисткой, не желаю превращать наши вечера в исповедальни.
У меня был молодой сосед, энергичный человек, занимающийся каким-то экспортом-импортом. На него вечно сваливались все неурядицы на работе. Когда он заходил ко мне на минутку, он говорил о своих трудностях три часа. Я симпатизировала ему, но мне абсолютно безразличны его проблемы. Я не армия спасения, и живу прежде всего для себя. И если меня кто-то обвиняет в том, что я сексуальная прислуга сорокалетних развратников, тем хуже. Или тем лучше. Всегда кто-то кому-то прислуживает и бывает этим счастлив. Я знаю, что многие имеют определенное, не очень лестное мнение обо мне. Но у меня много настоящих друзей, мнением которых я и дорожу. Что касается тех, которые говорят, что у меня нет чувства собственного достоинства, я отвечаю им: если достоинство заключается в том, чтобы вести серую, скучную жизнь, – то я плюю на такое достоинство.
Денежные проблемы в нашем кругу – достаточно деликатный вопрос. Сегодня стало модным говорить об эротике, сексуальности, порнографии, но на деньги по-прежнему наложено табу. Это стыдно. Это неприлично. Этого не должно быть. На эту тему особенно любят распространяться женщины; я думаю потому, что они часто зависят от мужа-добытчика. Ведь им надо думать о доме, о себе, о детях. И таким образом они погрязают в своей зависимости от мужчин.
Я всегда зарабатывала сама. Я недостаточно умна и интеллигентна, чтобы жить скромно, ведь мои запросы чересчур велики. Говорят, что деньги любят счет. Но я решила не продавать свою свободу, даже очень дорого. И всегда выхожу сама из самых затруднительных ситуаций. Если я не смогу больше сниматься в порнографических фильмах, я всегда могу вернуться к работе переводчика или заняться бизнесом. Сексуальность и труд – вот животворящие источники Сильвии Бурдон.
Меня не волнует, если однажды мне придется заниматься только домашним хозяйством. Я выберу уединенную жизнь. А ведь многие боятся этого и быстро попадают в денежную зависимость: двадцать клиентов и один муж – это одно и то же. Я хочу быть свободной, чтобы проводить три месяца в США или послеобеденное время в Марли. Быть путаной – означает постоянную зависимость от клиентуры: нужно тщательно заниматься собой, следить за постоянной клиентурой. Заниматься этим целыми днями у меня нет ни малейшего желания. Мое свободное волеизъявление гораздо важнее для меня, чем зависимость, какой бы высокооплачиваемой она ни была.
Предложение побыть две недели дорогой проституткой встречено мной с большим интересом. Я вспоминаю необыкновенный фильм Феллини «Рим», который просто поразил меня. Там в прокуренном борделе толстые проститутки принимают по сорок солдат в день, хотя триптих кровать – полотенце – биде отнюдь не вызывает возвышенных духовных переживаний.
Более того, я согласна с Клемансо, когда он говорит, что самое лучшее мгновение в любви – это когда поднимаешься по лестнице в предвкушении любовного свидания. И заниматься этим пятнадцать дней с массой незнакомых людей, которые оставляют на тумбочке у кровати банковские билеты, кажется мне наилучшим способом достичь совершенства.
Мои друзья решили найти мне хороший дом в Голландии, стране, так любимой мною, родине многих технических оснащений для сексуальных удовольствий, стране подпольных кинематографов и всех форм свободы. Там я встретила Монику ван Клиф, великую жрицу садомазохизма, которая владеет самой большой в Европе коллекцией орудий пыток. Я рассказала ей о моих намерениях. Она тотчас же взялась за организацию моей ускоренной стажировки в одном из борделей Гааги. Я была в восторге.
Вечер в «Континентале»: бар, танцующие пары. Я приезжаю в сопровождении свиты, дрожа от волнения, как молодой послушник перед посвящением в сан, надушенная, в прозрачных развевающихся одеждах – Непобедимая армада. Направляюсь в бар – клиент должен видеть товар лицом. Цена от 50 до 150 флоринов в зависимости от функциональных возможностей, производительности и эффективности. Прекрасный дебют. В 23 часа я в баре с другими проститутками, пардон, хозяйками. Мы – хозяйки, которые угощают клиентов, развлекают милой болтовней перед тем, как предложить подняться наверх. Один час на все. Будет еще точнее, если подвесить на клитор счетчик со звуковой сигнализацией, отмеряющий время. И это будет не бордель, а забегаловка для автомобилистов.
Я разглядываю своих коллег. Сильно накрашенные, виляющие задами с грацией коров. Первые клиенты, все почему-то в серых костюмах и с портфелями атташе, начинают «клеиться» к дамам. Один из них подкатывается ко мне, скромно прикасается к моей руке. Мы выпиваем по бокалу вина и сразу отправляемся в номер. Широкая кровать, освещение, конечно, красным светом, умывальник и туалетная перчатка. Малоприятное ощущение находиться в жалком отеле со случайным любовником. Я мечтала о Феллини, а попала в убогое заведение. В большом зеркале напротив кровати я вижу типа, вытаскивающего член из брюк. Что должна делать профессиональная проститутка в таком случае? Я прошу его поторопиться, но ему хочется поболтать. Он без конца задает вопросы: давно ли я здесь? Не француженка ли я? Он говорит по- французски с акцентом и находится под влиянием распространенного мифа, что Париж – мировая столица сношений через зад. Он работает надо мной со знанием дела и заканчивает со спокойной совестью. Потом он начинает одеваться, задавая мне кучу вопросов. Он убежден, что я бедная девушка, когда-то обманутая каким-то негодяем и погубившая свою судьбу. Он думает, что я выросла на какой-нибудь ферме в Оверни, которую навещаю раз в год по разрешению хозяина заведения и когда удается скопить денег на поездку домой. Я чувствую, что он готов спасти меня. Я зеваю от скуки, тороплю его, чтобы он поскорее одевался, успокаиваю его, говоря, что я здесь по своей воле. Когда я снова спустилась в бар, хозяин отругал меня за опоздание.
Второй клиент был похож на испанца. Он отстрелялся быстро, как из базуки. Опять спускаюсь. В баре
