– Приятно слушать, как ты зовешь меня снова и снова, и губы твои шепчут: «Бенит, любимый, приди ко мне…»
Он уселся на край кровати и медленно провел пальцем по животу и ниже, к холму Венеры. Она спешно сдвинула колени.
– Ты лжешь, – выдохнула она, вся дрожа.
– Ты ошибаешься, милая Марция, я никогда не лгу! Я говорю правду, и от моей правды у многих начинает свербеть во всех местах. И правда в том, что ты, Марция, потаскуха!
– На помощь! – заорала она и опять безуспешно рванулась. И вновь веревки опрокинули ее на постель.
– Кого ты зовешь, Марция? – Бенит недоуменно передернул плечами. – Может быть, Элия?
Он не мог не знать, что Элия уже третий день разыскивают все вигилы Империи.
– Котта! – Марция наделась, что старый слуга услышит ее.
Ее крик привел Бенита в восторг:
– Котта ушел за покупками, дорогая Марция. Он – образцовый слуга и не дрыхнет до полудня. Твоя служанка направилась к любовнику. Почему бы и нам не предаться Венериным утехам?
В этот раз Бенит говорил правду – никого не было в доме.
– Что тебе надо? Выкуп? Я заплачу… Отпусти меня… – попросила она заискивающе.
– Зачем отпускать? Неужели ты не хочешь трахнуться? Почувствуй, что значит – объятия полноценного мужчины. После того, как тебя обнимал безногий калека.
– Элий не калека…
– Ты хочешь меня, и врешь, что не хочешь.
Он раздвинул ее колени. Она почти не сопротивлялась. Бенит овладел ею грубо, стараясь причинить боль. Она закрыла глаза и замерла, кусая губы.
– Эй, так не выйдет! – засмеялся Бенит. – Так я могу трахать тебя три часа. Представляешь, что станет с твоими руками?! Подыграй мне, красотка, и все кончится гораздо быстрее. Говорят, ты знаешь толк в искусстве любви, Марция, и Руфин заплатил десять тысяч сестерциев за одну ночь с тобой.
Она вновь рванулась, будто не понимала, что у нее просто нет сил сбросить тело Бенита.
– Вот так-то лучше! Обожаю подобные фокусы! А ну еще раз! Еще разок! Ну же! Ну!
Его смех, переходящий в визг, невозможно было слушать, и она бессильно щелкнула зубами, будто в самом деле надеялась укусить, пока его тело билось в сладострастных судорогах Венериного спазма. Отфыркиваясь, он оттолкнул ее и поднялся.
– Давненько я не получал такого удовольствия. И ты тоже. Признайся, с Элием у тебя ничего подобного не было? А? Признайся…
– Не было ничего подобного, – покорно подтвердила она.
Он стал одеваться.
– Развяжи меня, – попросила Марция.
– Нет уж. Зачем? Кто-нибудь другой развяжет. Меня здесь не было, дорогая Марция. Я тебе приснился. Кстати, ты кого-то ждешь? Кто-то должен прийти утром?
Он обернулся к ней, и тут она увидела в руках у него кинжал. Кинжал Цезаря. Бенит держал его, обмотав рукоять платком.
– Мои руки… – простонала она.
– Ах, ты боишься за свои ручки, наш милый скульптор. Твои пальчики, которые меценаты называют боголюбимыми?
Бенит наклонился над нею. Лезвие кинжала было возле ее горла.
– Ведь
Острие коснулось кожи. Укол, будто укус комара. Капля крови, щекоча кожу, стекла по шее. Марция замерла. Нет, он не убьет ее, он только разрежет веревки и…
Бенит швырнул кинжал рядом с Марцией.
– Ты умная девочка. И ты – шлюха. Представь, Руфин умрет. Императором будет Александр. Ты будешь ваять его бюсты. Его идиотская физиономия будет смотреть на римлян с каждого угла. Неужели у тебя нет модели получше? Напряги свои извилины, Марция. Скажи мне спасибо за чудесный план. А я тебе помогу…
У порога Бенит обернулся, помахал на прощание и подмигнул. Хлопнула дверь, Бенит исчез. Ах, если бы он в самом деле ей приснился! Она сделала слабую попытку освободиться, но и петли затянулись еще туже.
И тут ей почудились внизу чьи-то шаги.
– Элий!
На мгновение ей показалось, что это в самом деле мог быть Элий. Ну почему так поздно?! Почему!
– Элий!
Шаги замерли.
Нет, это не Элий. Марция закричала. Человек медлил. Неужели он уйдет?!
– Скорее! – звала она, ненавидя медлительного гостя чуть ли не больше Бенита.
Человек побежал наверх. Легкие шаги. Молодые. Дверь распахнулась, и на пороге возник Цезарь. Юноша ошалело глядел на Марцию. Занавески в спальне не были задернуты, и солнце заливало комнату. Роскошное, покрытое золотистым загаром тело Марции светилось в потоке солнечных лучей. Цезарь стоял раскрытым ртом и не мог двинуться с места.
«Да – нет?» – стучало у Марции в висках.
«Да!» – кто-то выкрикнул в самое ухо. Не раз Марция слышала этот голос – голос своего гения.
– Как хорошо, что ты пришел. Я тебя ждала… Иди сюда… – прошептала она, проводя кончиком языка по губам и щуря свои широко расставленные глаза.
Александр стоял, не двигаясь, и пожирал ее глазами. Она повела бедрами, выгнулась по-кошачьи. И едва сдержала гримасу отвращения, когда почувствовала, как сперма Бенита стекает по ноге.
– Ну что же ты ждешь! – воскликнула она гневно.
Ненависть к Бениту выплеснулась на ни в чем неповинного мальчишку. Цезарь очнулся и кинулся к ней. Сдернул с себя тунику.
«А что если сейчас явится Элий? Вот была бы потеха», – Марция улыбнулась.
Александр пыхтел от старанья. Ну что же он так долго, неумеха… Скорее! Скорее!
И тут внизу хлопнула дверь и по ступеням загрохотали тяжелые кальцеи. Как минимум двое бежали наверх.
Дыхание мальчишки сделалось частым, прерывистым…
Дверь распахнулась, и в спальню ворвались вигилы. Цезарь пронзительно и тонко вскрикнул, вскочил и рванулся в угол. Любовный акт завершился во время этого бегства – и на простынях, и на полу остались следы преступления. Вигилы, не узнав Цезаря, тут же скрутили юношу и заломили руки. Пока один надевал на Цезаря наручники, второй склонился над Марцией.
– Сейчас я освобожу тебя, домна. – Вигил перерезал веревки.
– Не трогай кинжал, – приказала Марция. – Он мне угрожал, пока связывал…
Элий сбежал от своего спасителя на рассвете. Не потому, что сенатор имел что- нибудь против этого парня, решившего честно выполнить данное ему поручение, а потому, что Элий не хотел подвергать его жизнь опасности. И так он позволил себе провести ночь под крышей деревенского дома, где укрыл его вигил. Правда, на ночь он принял сильное снотворное, и приятель Гэл вряд ли мог его разыскать. Элий поел и выспался. Утром он чувствовал уже не таким разбитым и решил, что может отправляться в путь.
Он вылез через окно и направился прямиком через огороды и цветники, аккуратно ступая по меже, чтобы не топтать чьи-то грядки. Чтобы не думать о преследователях, он декламировал вполголоса новую речь, которую намеривался произнести в сенате. Элий не знал, производит ли его речи впечатление на слушателей. Но одного человека, который менялся под воздействием сказанного, он знал. Это был он сам, сенатор Элий.
Через полчаса, когда солнце только-только поднялось, сенатор вышел на автомагистраль. Под косыми утренними лучами политая водой дорога парила, предвкушая томительный полуденный зной грядущего дня.
