ужаса. Холодный пот стекал по спине. Но вместе с ужасом приходило желание. Потому что в памяти тут же всплывало обнаженное тело Марции, ослепительное среди смятых простыней.
Утром Цезарь послал на рынок старого педагога [123], чтобы тот выбрал для жертвоприношения петуха. Выданных денег хватило бы на живого страуса. А старик явился под хмельком и притащил какую-то тощую, наполовину ощипанную еще при жизни птицу. Впрочем, живой полностью ее нельзя было назвать – глаза ее уже затянуло желтой пленкой. Приносить такую жертву богам казалось святотатством. Цезарю пришлось возложить на алтарь лишь горсть благовоний, купленных у входа в храм.
Педагог стоял сзади и громко икал:
– Ничего страшного, дождемся следующих игр, а там купим для тебя клеймо у Клодии… И все образуется…
Да, да клеймо. В Антиохии сбудется желание Александра. Цезарь хочет, чтобы его сделали шутом. Просьбы о приобретении государственных должностей под запретом, но можно попросить, чтобы его лишили ненавистного титула. Такие клейма еще никто не заказывал за тысячу лет.
Вернувшись домой, Александр растянулся на ложе в перистиле, смотрел на медленно бегущую изо рта мраморного Силена струю воды, и жалел самого себя. Послал педагога купить что-нибудь новенькое из книг, тот принес сразу десять томов. Александр читал, первые три фразы непременно приводили его в восторг, к пятой странице он начинал скучать, на десятой бросал чтение. День прошел в бездействии, а Цезарю казалось, что он с утра до вечера суетился, и потому вымотан и совершенно разбит. Его тянуло в сон. Хорошо бы сказаться больным и лечь в постель! Но он боялся спальни. Как только глаза его смежатся, вновь явится душитель и…
Человека, принесшего записку, Цезарь никогда раньше не видел. Хмурый неопрятный тип даже не сказал, кем послан, и нужен ли ответ. Цезарь развернул письмо.
«Сенатор Гай Элий Мессий Деций Марку Мессию Децию Александру Цезарю, привет.
Если ты здравствуешь, хорошо.
Я знаю о нелепых обвинениях в твой адрес. Спешу сообщить, что не верю этим глупостям. Напротив, сочувствую, ибо понимаю, как тяжело переносить подобное обвинение. Прошу сегодня вечером разрешения навестить тебя, мой дорогой брат.
Будь здоров».
Странная записка. Прежде Элий никогда не называл его братом. Принять Элия или отказаться? По телу Цезаря пробежала дрожь. А что если это лишь предлог и сенатор хочет уничтожить его и… Нет, Элий не способен на такую подлость. Стремясь к отмщению, он бы обвинил Цезаря открыто. Александр должен увидеться с ним, как это ни тяжело. Он расскажет Элию о своем плане жениться на проститутке и оставить Палатин. Сегодня вечером он подарит Элию Империю. Быть может, это немного утешит сенатора?
После исчезновения Котты, а затем Марции дом сенатора Элия стоял пустой. Прохожие старались побыстрее пройти мимо. Поползли слухи, что дом проклят. Припомнили гибель родни Элия на войне, и его собственную неудачную карьеру гладиатора. А теперь еще несчастие с Марцией! Быть может, чье-то исполненное желание отбросило черную тень на потомков императора Корнелия? Случайными такие совпадения не бывают.
Наконец Элий вернулся. К дому подъехала машина с золотой эмблемой змеи и чаши, и двое санитаров вынесли из «скорой» носилки с неподвижным телом. Голова сенатора была замотана, наружу высовывался лишь кончик носа, да кое-где пряди черных волос торчали меж бинтами. Носилки сопровождал человек в форме центуриона вигилов. Санитары вскоре покинули дом. С раненым сенатором остался только вигил. Наблюдатель, что прятался на соседней крыше, отметил, что в доме зажегся свет на втором этаже. По всей видимости, в спальне.
Кассий Лентул услышал звук мотора, но не сразу понял, что происходит. Лишь когда полугрузовик выехал за ворота и помчался по улице, Кассий бросился в соседнюю комнату. Элия не было. Куда поехал этот наивный идиот?! Или сенатору надоела жизнь? Медик вытащил из-за шкафа свернутые трубкой номера «Акты диурны». Все ясно! Элий помчался к Марции. Только хотелось бы знать, как сенатор собирается ей помочь? Какой абсурд! Но Кассий и сам отличился! Медик несколько раз стукнул себя кулаком по лбу. Понадеялся, что раненый слаб и беспомощен, а Элий взял и удрал. Чтоб его посвятили подземным богам! И зачем только Кассий решил ему помогать!
Медик нашел на столе записку:
«Вернусь, как только смогу. Заплати торговцу вестниками. Я взял у него номера в долг. Береги Летицию. Я вернусь и спасу ее. Элий».
Как благородно! Бред сумасшедшего. Он вернется и спасет. И – главное – не забыл, что должен пару ассов лоточнику! Кассий в ярости готов был кого-нибудь загрызть. Он вышел на террасу и сел на ступени. Вечер спускался над Никеей. Нарядная публика высыпала на самую знаменитую во всей Империи набережную прогуляться вдоль живого пальмового портика.
Ласковое море, набегая на берег, навевало сладкие сны.
Бенит отказался от обеда. Выпил только чашу разбавленного вина. Его ожидало очень важное дело. За окном было темно. Хронометр в золотом корпусе размеренно отсчитывал секунды. Телефон разрыдался безумными трелями после долгого молчания. Бенит взял трубку.
– Элия привезли, – сказал гнусавый, явно измененный голос, и тут же послышались короткие гудки.
Бенит усмехнулся. Ну что ж, пора действовать. Бенит шагнул к зеркалу и внимательно оглядел себя. На нем была тога с пурпурной полосой. На голове – черный парик с прямыми волосами. На ногах сенаторские кальцеи, причем одна подметка толще другой, так что при каждом шаге Бенит хромал вполне правдоподобно. Пурпурные сенаторские носилки ждут у входа. И, завернутый в платок, резец Марции лежит в кошеле на поясе.
Цезарь проспал часа два или три в перистиле. Когда открыл глаза, было совсем темно. В углах перистиля горели матовые светильники. Цезарю почудилось, что в ближайшем углу кто-то стоит. Ну да, человек. При свете фонаря можно различить полу тоги и широкую пурпурную полосу.
– Кто здесь? – спросил Цезарь дрожащим голосом.
Человек направился к ложу, демонстративно хромая. Элий? Или не он? Цезарю почудилось, что сенатор сделался ниже ростом. Лица было не разглядеть: накинутая на голову пола тоги скрывала его капюшоном.
– Элий, ты станешь Цезарем! – воскликнул Александр радостно. – Я очень хорошо придумал, ты только послушай… – Он захлебнулся словами и умолк.
Гость не отвечал.
О боги, как Александр всегда завидовал Элию! Его внешности, его умению держаться. Его ловкости, когда тот был гладиатором. Потом, когда Элий лежал на арене, а вокруг него, набухая, все расширялся круг красного песка, как Цезарь завидовал тогда умирающему гладиатору! Александр мечтал о такой смерти – мгновенной, героической, почти ненастоящей. Но Элий не умер. Он оставил арену и занял место в курии. И тогда Александр стал завидовать ему еще больше – он зачитывался речами Элия в сенате, как другие зачитываются библионами Фабии или Макрина. Александр вновь что-то залепетал о своем плане.
Элий молчал.
Цезаря охватила дрожь. Неужели сенатор пришел его убить?! Александр хотел вскочить с ложа, но ужас обездвижил его. В руке незваного гостя что-то мелькнуло. Не меч – слишком коротко для меча. И не кинжал – массивное лезвие. Человек в сенаторской тоге схватил Цезаря за шиворот, а другой рукой нанес удар. Юноше показалось, что его разорвало пополам. Цезарь согнулся и повис на руке убийцы. Внутри него что-то булькало и хрипело, как в сломанном механизме.
– На по… – выдохнул он, но рот переполнился чем-то теплым, соленым, он попытался выплюнуть, но изо рта струей хлынула кровь.
Лишь в последний момент он разглядел лицо убийцы. То был не Элий. Бессердечные боги не даровали Цезарю последней радости – умереть от руки мстителя.
Он погибал от руки подонка.
Курций размотал бинты и снял с головы Вера парик.
– Ну и каково находиться в шкуре сенатора? – поинтересовался центурион.
– В чужой шкуре всегда плохо. И долго мы здесь пробудем?
