В его жесте не было ни тепла, ни нежности – чисто механическое движение. Но Летиция не заметила этого и присела на кровать. Слишком близко. И это не укрылось от глаз Кассия Лентула. Но он уже ничего не понимал в происходящем.
– Летиция, что ты делала перед тем, как попала в аварию? Ты помнишь?
Она нахмурилась, закусила губу, потом приложила палец ко лбу. Она старалась изо всех сил, как прилежная ученица.
– Я что-то написала в книге… в книге… Какой-то учебник по истории Рима… кажется, так.
Гений Империи тоже говорил о книге.
Значит, в книге написано предсказание. Но где она, это проклятая книга, ради которой гении готовы убивать? У матери Летиции? В библиотеке? Думай, Элий, ты и так потерял слишком много времени! Не вздумай вновь ошибиться! И вдруг его осенило.
– А где ты попала в аварию?
– Мама говорила, что меня сбила машина недалеко от виллы Фабии, моей бабушки. Я там отдыхала этим летом.
Элию не верилось, что решение наконец нашлось:
– Тогда и книга там. Мы должны туда ехать!
Летиция в ужасе отпрянула:
– Но там меня обязательно найдут и казнят.
– Тебя никто не казнит, если ты уничтожишь надпись!
Она верила и не верила ему. Неужели так просто спастись? Стереть надпись – и преступления не будет? И приговора тоже? Ее лицо исказилось, она смеялась и плакала одновременно: надежда вернулась так неожиданно. А она уже почти смирилась и приготовилась к смерти и… Спасение! Да, да, она поедет, она сделает все, как велит Элий! Элий спасет ее! Она знала это с самого начала. Летти чмокнула его в щеку, потом в губы, и опять в щеку. Она будет жить! Он подарит ей жизнь! Она едва не прыгала от счастья.
Элий взял ее за руку.
– Хорошо, что ты со мной, Летти.
– Марция оставила тебя из-за… меня? – Летти льстила себе надеждой, что могла оказаться разлучницей.
Элий отрицательно покачал головой. Марция ничего не делала из-за других.
Ему не было больше места в Риме. Ему вообще нигде не было места. Он обречен и приговорен. Он мог служить императору, а теперь его пристрелят, как бешеного пса. Неважно теперь, что его награждали венками и удостаивали почестей. И что он участвовал в триумфе Руфина после победы в Третьей Северной войне. Его семья будет опозорена. Цензоры навсегда внесут его имя в черный список. Никто из рода Икелов не сможет исполнять желания. Даже если ребенок в их роду заболеет и будет находиться при смерти, гладиаторы изыщут благовидный предлог, чтобы отказать в выдаче клейма. Гений смерти отныне станет патроном рода Икелов. Префект претория пал жертвой чудовищного заговора. Он хотел уничтожить Элия, но в этот момент кто-то убил Цезаря, и всю вину свалили на него. То есть сначала хотели обвинить Элия, но из этого ничего не вышло. И тогда так кстати подвернулось покушение на сенатора, гвардейцы предали Икела и сознались в измене подлинной и в измене мнимой. А колченогий сенатор ускользнул. Этот Вулкан Великого Рима, пародия на истинного бойца, столь любимый плебсом, опять обхитрил, ни секунды не хитря, и опять умудрился ускользнуть, не уклоняясь от удара. Икел ненавидел его удивительную силу точно так же, как презирал слабость Цезаря. Ибо сила Элия – это вредная сила, которая не может служить Империи. В ней слишком много индивидуального, личного. Гай Элий походил на своего брата. Икел помнил этого юнца-патриция. Они все в специальной когорте «Нереида» были чем-то похожи друг на друга. Они бредили величием Римского народа, но не могли ради этого величия нанести удар в спину. Совершенно одинаковые – аристократ Проб и плебейка Юния Вер. Они умерли, не понюхав даже пороха. Им не довелось мучиться от кровавого поноса, страдать от фурункулов и гноящихся ран. Они умерли, никого не убив. Грязь их не коснулась. Они умерли в один день и час. В одну минуту «Нереида» перестала существовать.
Корнелий Икел ждал ночи. Часы ожидания… На что их еще потратить, как не на перечисления пороков своих врагов. Ибо перечислять добродетели друзей бессмысленно – у беглеца и убийцы не может быть друзей. С наступлением темноты Корнелий Икел перелезет через стену и удерет. И зачем только Траян Деций заложил эти чудовищные стены, которые спустя двадцать лет окружили город плотным кольцом? Разумеется, император боялся варваров, которые наседали со всех сторон. Всю жизнь Деций с ними воевал и всю жизнь их боялся. Великий Деций, которому пожаловали имя Траяна за заслуги перед Империей. Гладиаторы в его времена сражались за великие цели. Победа Бешеного даровала Риму прекращение эпидемии чумы. Успех Германца – выздоровление Гостилиана Цезаря. Все славили императора, и забывали об умирающих на арене гладиаторах. В те дни они сражались боевым оружием и погибали ради величия Рима. Человеческие жертвоприношения – не во имя богов, во имя людей. Лишь много лет спустя Рим стал так могуч, что перестал желать побед на арене и предпочитал решать исход войны на полях сражений. Рим перестал требовать крови, и стал восхищаться одним уменьем побеждать. Но кровь все равно проливалась время от времени. Икел сидел в императорской ложе, когда Хлор отрубил Элию ноги. Почему Элий не умер тогда на благо Рима? Тогда все бы разрешилось так просто!
Икел подошел к окну. Темнело. Он находился на пятом, последнем этаже инсулы [131], где фрументарии снимали две квартиры для встречи с агентами. Кроме префекта претория и еще нескольких доверенных лиц никто не знал об этих убогих квартирках, в сомнительных кварталах, где ютились безработные, наркоманы и воры, поклонявшиеся своей богине Лаверне. Ее мраморная статуя с остатками краски, растрескавшаяся и потерявшая пальцы на левой руке, стояла в маленьком храме рядом с домом. Корнелию Икелу казалось, что богиня воров должна быть отлита из чистого золота. Но воры воруют даже у своей богини.
Наконец начало смеркаться. Икел закутался в темный плащ, перекинул через плечо парусиновый мешок и открыл дверь. Узкая темная лестница уходила вниз. Наверное, так выглядит спуск в Тартар – буднично, убого и угрожающе одновременно. Икел стал спускаться. На четвертом этаже царила мертвая тишина – эта нора тоже принадлежала преторианцам. На третьем плакал ребенок. На втором из приемника лилась печальная музыка: Рим был погружен в траур по случаю безвременной кончины Цезаря.
Если бы у Икела достало времени найти Элия… Если бы только у него было время… В конце концов, лучше новая династия, чем Элий.
Икел вышел на улицу. Процессия из нескольких человек в черном с факелами безмолвно двигалась ему навстречу. Наверняка идут приносить жертвы подземным богам. Да, именно так – волокут шестерых черных ягнят. Прощайте, глупые. Рим похож на этих жертвенных животных. Их тащат за рога неведомо куда, их ноги связаны, они предчувствуют смерть, но ничего не могут сделать. А он, Корнелий Икел мог бы и…
Откуда-то сбоку на него кинулась бесшумная тень. Будто огромный пес схватил мертвой хваткой за горло. Икел рухнул на мостовую, подмятый противником. Тот был силен, но не сильнее старого бойца. Вывернувшись, Икел извлек из ножен кинжал. Но ловкач успел перехватить руку. На голову Икела обрушился удар кулака и оглушил. Но противник не торопился добивать префекта, он лишь несколько раз ударил его кисть о мостовую, пытаясь выбить кинжал, но еще не родился на свет человек, который бы сумел заставить бывшего трибуна «Нереиды» разжать пальцы.
– А ты все так же, силен, Икел, – прохрипел нападавший, разбив кисть префекта претория в кровь, но так его и не обезоружив.
– Курций? – Среди тысяч он узнал бы этот голос. – Поднял руку на друга?
– На убийцу Цезаря. – Курций вновь ударил, но все так же безрезультатно.
– Я не убивал мальчишку, клянусь Геркулесом. Я прислал убийц к Элию. Но не к Цезарю, нет.
– Кто же тогда убил Александра?
– Не знаю. Отпусти меня. Взамен я открою тебе тайну, которая стоит жизни десяти таких, как Элий. В конечном счете, этот хромой козел – всего лишь гладиатор, хотя он и надел тогу с пурпурной полосой, – не удержался от выпада в адрес Элия префект претория. – Жаль только, что он удрал с арены.
Кажется, Курций колебался. Во всяком случае, хватка его ослабла. Он прижимал руку противника к
