редкость звонким, с четким прононсом каждого окончания. На Колеснице так не говорят.
– Счастье, что старик Валерий Корвин увидит внука. Ведь ты точно его внук. Генетический анализ это подтвердил. Я тоже жду с нетерпением, когда смогу тебя увидеть.
Последняя фраза показалась Марку нелепой – ведь он и так перед ней… Но раб барона Фейра не стал переспрашивать. Быть может, это какой-то особый оборот, не известный на Колеснице?
– Ты знаешь моего деда? – этот вопрос показался Марку более уместным.
– Разумеется. На нашей планете все его знают. Твой дед потерял сына. Ты – его единственный внук. И, знаешь, мы с тобой в дальнем родстве. Я тоже из рода Валериев, только другой ветви. К тому же я лишена ноши патрициев. Мои родители сочли, что так будет лучше для нашего рода.
“Ноша патрициев”… Опять эти два странных слова. Беглец не знал пока, что они означают.
Ему очень хотелось спросить – каков он, его дед, не слишком ли суров, не похож ли на барона Фейра случайно… Но Марк удержался. Не хотелось, чтобы кто-нибудь ему рассказывал об его родне.
“Когда встретимся, все узнаю”, – решил он.
– Меня зовут Терри, – продолжала щебетать новоявленная родственница.
– Где Флакк? Как он себя чувствует? – спросил Марк, кашлянув.
– Трибун в отдельном боксе. Как и ты. Нога заживает, Луций бодр и весел. Скоро ты сможешь с ним поговорить.
– А Люс? Как он?
“Люс, дружище…” – Марк подумал о старом приятеле с неожиданной теплотой. Ведь Марк теперь совершенно один в чужом мире среди чужих людей. И только Люс прежний. Они здесь – два раба в мире свободных.
– Ему дали снотворное и срочно сняли ошейник. Последствия контузии исчезнут в нашем регенераторе спустя несколько часов. Хуже с тем парнем, что лишился ног. Мы перевели его в искусственную кому. Полную регенерацию конечностей лучше производить на Лации.
– А когда с меня снимут ошейник?
– Скоро. Я сама жду с нетерпением. Хочется поглядеть, каков ты.
Он, наконец, понял смысл ее нелепых фраз. Пока на нем рабский ошейник, Терри его просто не видит. То есть различает внешнюю оболочку, кожу, черты лица, волосы, но как человека, как личность не воспринимает. Лицо Марка расплывается перед ее глазами мутным пятном. Он не существует. Его личность заменена куском пластика, шунтом и чипом. Подлинный Марк вот-вот появится, и Терри с нетерпением этого ждет.
– Привет, старина, как ты себя чувствуешь? – спросил Гораций, заходя в госпитальный блок.
Флакк лежал на кровати, на ноге – манжета с регенерирующим раствором. Если бы не манжета, то можно было сказать, что трибун выглядит вполне сносно.
– Дерьмово, разумеется. Но скоро мне станет легче.
– Парень что-нибудь помнит? Или пока неизвестно?
Флакк рассмеялся и покачал головой:
– Зачем тебе нужно это знать? Возвращение Корвина держится в тайне. Потерпи немного, и мы все выясним.
– Наварх Корнелий интересуется.
Флакк рывком сел на кровати:
– Ему докладывали? Ты связывался с ним после выхода моего челнока из нуль-портала?
– Наварх здесь, на корабле.
– Что? – Флакк опешил. – Наварх Корнелий на линкоре?
– Именно. Как только твой челнок ушел в нуль-портал и отправился на Колесницу, на мой линкор прибыл наварх и заявил, что будет лично участвовать в освобождении молодого Корвина.
– Орк! – взревел трибун. Всегдашняя сдержанность ему изменила. – Но ты же знаешь, что Корнелии были под подозрением после убийства отца Марка. Префект Корвин расследовал дело наварха, когда…
– Все знаю. Но я не мог не допустить наварха на борт своего линкора.
Флакк задумался.
– Он прибыл один?
– Разумеется, нет. С ним трое телохранителей, личный медик, два офицера.
– Ты на моей стороне, капитан?
– Ты же знаешь: Горации не лезут в вашу борьбу с Корнелиями. Мы всегда соблюдаем нейтралитет. Одно могу сказать: не думаю, что наварх станет отдавать приказы официально.
– Где он сейчас?
– В своей каюте.
– А Марк?
– Здесь, в госпитале. Ему вот-вот снимут ошейник.
– Послушай, Гораций… – Флакк понизил голос. Доверительный тон у него, правда, не получился. У него никогда не получался доверительный тон. – Этот парнишка – моя последняя надежда. Только он может узнать, что произошло на Психее, кто убил Эмми. Я два года потратил, чтобы достать этого парня. И теперь ты отдашь его Корнелию?
Гораций явно нервничал.
– В конце концов, его мать была твоей сестрой, – напомнил Флакк. – Хотя ее и лишили ноши патрициев. Он – твой племянник!
– Лишь по крови. Его память – только память Корвинов.
– Ты что, отдашь его наварху? – взъярился Флакк.
– Многие считают, что род Валериев Корвинов должен прекратиться. Никто не имеет права знать столько, сколько знают они. Это слишком опасно. Для Лация.
Флакк оперся о край кровати и спустил ноги на пол.
– Все патриции, накопили слишком много тайн, – прошипел трибун.
– Только не ты, Флакк. Твои тайны известны всем. Извини. – Гораций вышел.
Дверь бокса закрылась. Будто и не было никакой двери – пузырь бокса теперь выглядел монолитом. Флакк вскочил и, волоча еще не зажившую ногу, ударил кулаком в матовую стену.
– Выпустите меня отсюда! – заорал трибун. – Немедленно. Кто-нибудь! Сейчас же! Вы слышите меня! Я знаю, что слышите.
Ему никто не ответил. Он схватил комбраслет.
– Связь отключена, – раздался искусственный голос чипа.
Трибун вернулся и упал на кровать. Выходило, что он сам привез мальчишку на расправу.
Четыре часа ожидания. Они растянулись на целую вечность. О чем думал Марк? В принципе, ни о чем. Лишь гадал, какая наступит жизнь, когда с него снимут ошейник, и он фактически родится на свет заново. Но пользы от этих догадок не было никакой. Раб просто не мог знать, не мог представить… то, что наступит, было
Правда, до пяти лет Марк был свободным, но от тех лет остались лишь какие-то обрывки.
Пока все его ощущения – растерянность и ожидание. Страстное ожидание. Он вдруг сообразил, что, живя в усадьбе Фейра, никогда подобного не испытывал. Там все было заранее определено, так что испытывать растерянность невольник не мог, а страстно желать… чего может страстно желать раб, если свобода для него недостижима? Ах, да, он желал смерти барона. Но разве это желание? Так, ругательство, поговорка, способ притупить обиду и злость.
Свобода… вот она… сейчас…
И путь к ней лежит через эту сверкающую холодным голубым светом операционную, через длинный стол из серо-голубого пластика, через набор инструментов на блестящих поддонах. Еще нарожденная свобода Марка сейчас в манипуляторах робота-хирурга, который уже зажал тонкий щуп в своем металлическом захвате. Терри направила каталку в паз хирургического стола. Зажимы защелкнулись на запястьях и ногах Марка.
Сейчас у Терри вид был торжественный, лицо за прозрачной маской отстраненное, неживое. Движения плавные и точные.
