Если Марк рассчитывал уязвить трибуна, то он ошибся.
– Нисколько.
– Ты не хочешь узнать, чем именно интересовался наварх Корнелий?
– Нет.
– Так я скажу тебе без всякой просьбы. Его интересовало, что узнал мой отец о судьбе уничтоженной колонии на планете Психея. Вот! – выдохнул Марк.
Он вдруг почувствовал громадное облегчение, выпалив эти слова в лицо Флакку. Ну, как? Нравится обладать тайной?
– Никогда… – сказал очень тихим ровным голосом Флакк, – Никогда, – повторил совершенно бесстрастно, – не делись своими тайнами с другими. Это может оказаться смертельно опасным, Марк.
Юноша отвернулся. Он испытывал и странное торжество, и стыд одновременно. Неужели он не способен взвалить на плечи ношу патриция? Или это жалкий раб взбунтовался и кричал?
– Скажи, как это происходит? Я помню то, что было не со мной. С моим дедом или отцом. Или прадедом… До конца, кто есть кто, я не разобрался, потому что кажется, что везде только я…
Флакк посмотрел на экран. Пейзажи сменились реальной картинкой. С Лация стартовал военный катер, теперь он приближался к линкору. Интересно, кто решил пожаловать на борт?
– Никто не знает механизма, – объяснил Флакк. – Если потомок патриция рождается на Лации, он всегда обладает генетической памятью. Это наш дар и наше проклятие. Человек приходит в этот мир, помня, что до его рождения сотворили отец или дед. Разумеется, передается та память, которой патриций обладал до зачатия своего потомка. Чтобы скрыть нежелательную информацию, случается, что отцы отправляют своих жен рожать детей на другие планеты. Если известно, что родится девочка, ее зачастую стараются лишить генетической памяти, чтобы она могла выйти замуж за любого из патрициев. Утративший память ребенок лишается патрицианского звания, и ноши патрициев – тоже. Патриции роднятся друг с другом, но сберегают свои тайны.
– Значит, чтобы обладать генетической памятью, надо быть патрицием и родиться на Лации? – переспросил Марк.
– И быть зачатым на Лации.
– А я… я тоже родился на Лации?
– Я же говорил… Да, ты родился на Лации, но почти сразу же был увезен на Вер-ри-а. Сенатор Корвин опасался за твою жизнь. У тебя были няньки, телохранители, охрана… Помнишь?
– Да, помню… большой дом. Но я все время был с мамой. Остальные люди от меня как бы прятались… Странно… – Марк улыбнулся. Теперь и свою прежнюю жизнь он вспоминал куда четче, чем в те дни, когда носил ошейник.
– Увы, все расчеты рухнули. Началась война, Вер-ри-а захватили войска Империи, и ты был увезен на Колесницу вместе с другими пленными.
– Разве ошейник раба не уничтожает генетическую память?
– Только если его надеть сразу после рождения. В этом случае так и происходит. Раньше по закону Лация любой незаконнорожденный ребенок патриция имел право появиться на свет только за пределами Лация, и сразу же после рождения его делали рабом. В твоем случае память только угасла на время.
– Но у вас же на Лации нет рабства! – Марка вдруг привела в ярость манера Флакка обо всем говорить отстраненно. Не поймешь, одобряет он то, о чем рассказывает, приветствует или относится индифферентно.
– На Лации нет, – подтвердил Флакк, не обратив внимания на вспышку Марка. – Но было на Вер-ри-а. И есть на Петре.
– Значит, оно вам выгодно, это рабство?
– Мы его используем. Вернее, использовали. Десять лет назад закон об обязательном превращении незаконных детей в рабов отменили. Теперь достаточно лишить их памяти – то есть их матери должны до родов покинуть Лаций. Отныне незаконные дети становятся гражданами Лация. Плебеями.
– А плебеи… Они не обладают генетической памятью?
– Нет. Таких казусов еще не бывало.
Марк расхохотался – зло, ядовито, пытаясь заглушить нелепые слезы, которые почему-то наворачивались на глаза:
– Представь… какая-нибудь патрицианка наставит рога своему муженьку. Родится ребенок… А он… он не помнит ничегошеньки о прошлом папаши, дедушки и прадедушки. Какой… как ты сказал… казус!
– Мой младший брат лишен генетической памяти нашего рода. И патрицианского звания, разумеется. Дело в том, что он был зачат здесь, на “Сципионе”. Теперь он – лидер одной из плебейских партий. Самый яростный враг патрициев.
Флакк поднес к губам контактный браслет и обратился к капитану линкора:
– Кто прибывает на катере?
– Сиятельный сенатор Фабий Максим в сопровождении двух администраторов, – последовал ответ Горация.
– Вот оно что! – Флакк посмотрел на Марка. Что выражал его взгляд? Ничего, как всегда. – Фабий возглавляет комиссию по чистоте патрицианских родов. Они прибыли проверить, может ли сенат принять решение о возвращении тебе прав рода Валериев Корвинов.
– В каком смысле – проверить?.. Эти ребята тоже хотят узнать мои тайны? Какую пытку придумают они? Подвесят к потолку? Поджарят на медленном огне?
– Не волнуйся. Эта проверка ничем не грозит роду Корвинов. Сенатору Фабию надо убедиться, что ты обладаешь генетической памятью.
– Но ведь наварх Корнелий в этом не сомневался!
Флакк по своему обыкновению усмехнулся одной половиной рта:
– Не вздумай сказать об этом Фабию. Приготовься. Они сейчас будут здесь.
– Что они хотят проверить?
– Видишь ли… они могут подозревать, что тебе через шунт искусственно закачали максимальный объем информации. И что ты можешь имитировать генетическую память…
Марк поднялся. Провел ладонями по протектору. Да, вид у него не особенно бравый – физиономия разбита, губы опухли, и, несмотря на все усилия Терри, синяк под глазом так и не исчез. Ребра робот-хирург ему уже срастил, но многочисленные гематомы рассасывались не так быстро, как хотелось бы. А впрочем, это даже хорошо. Невыразительное лицо раба, привыкшее имитировать тупую покорность или восторг при виде хозяина, скрыто под маской синяков и ссадин.
– Как тебе мой вид? – спросил Марк.
– Фабий будет в восторге, – пообещал Флакк.
Но прежде Фабия в каюту вошел центурион инженерных войск – красавец с орлиным носом и каштановыми вьющимися волосами. Удивительный матовый оттенок кожи, изогнутые в легкой усмешке губы, – где-то видел Марк это лицо, и эти волосы, и этот золотой браслет с алым, как кровь, камнем запомнил. Ну, конечно же! Друз. Младший префект следственного отдела Друз из его сна. Кто же сейчас перед Марком? Сын? Или внук убитого? Судя по возрасту, сын…
– Поздравь, Флакк, все случилось, как я предсказывал. Меня списали. Вся моя карьера в жопу. А я бы мог возглавить через пяток лет весь технический сектор “Сципиона”. Теперь меня ждут сортиры на Петре. И то, если повезет. А это и есть малыш Корвин? Привет! Надеюсь, мы будем друзьями, ты должен помнить, что твой отец дружил с моим.
Марка так поразило присутствие Друза, что он забыл, что ожидает встречи с главой сенатской комиссии. Потому он пропустил момент, когда Фабий вошел в каюту.
Лишь когда услышал произнесенное кем-то “бывший раб”, вздрогнул как от разряда парализатора, и повернулся. Перед ним был мужчина лет пятидесяти, несколько грузноватый, с породистым мясистым лицом, в светлом просторном кителе с пурпурной полосой на груди. За Фабием следовали два молодых человека в белоснежных мундирах. На груди у каждого сверкала голограмма – золотой орел и под ним глобус. Марк представил, насколько неудобно было пролезать в корабельный шлюз в таком одеянии, и фыркнул.
Фабий смерил его взглядом. Сколько презрения! Казалось, один взгляд сенатора способен испепелить дерзкого мальчишку не хуже лазерной пушки. Но Марк без труда выдержал этот взгляд.
