Конь пронесся мимо, обдав рабов теплым паром и запахом пота. Дальнее, уже убранное поле, вчера распахали и укатали катками, чтобы проводить репетиции.
– Интересно, конский хвост у него на каске настоящий или синтетика? – спросил Люс и вздохнул.
– В прошлом году было Бородино. А в этом?
– Маренго. – Люс всегда все знал. – В этом году реконструируют Маренго. Битва будет в Северном полушарии. Сейчас там весна. На Земле битва была 14 июня. К началу лета успеют подготовиться. Вот бы поглядеть, а? Хоть одним глазком… Тра-та-та… – Люс изобразил голосом пение боевых труб. – Пороховой дым, шеренги пехоты, вооруженной кремневыми ружьями, пушки системы Грибоваля. Гусары, уланы, драгуны… Генерал Дезе, что принес Наполеону победу. Если б я родился колесничим, мог бы воплотить на реконструкции Дезе. Или хотя бы воплотиться в капрала, командира орудийного расчета. Я бы кричал: “Шарже!”[4] У Анри, кстати, есть отличная реплика настоящего кремневого ружья!
Марк попытался вытянуть хотя бы одну морковку из грядки. Не получилось: ботва осталась в руках. Мороз намертво сковал почву. Люс ударил несколько раз башмаком по замерзшей грядке. Тут же взвыл от боли: пластиковый башмак лопнул. Мороз превратил влажную почву в камень.
– Пошли в дот, – сказал Марк. – Все равно грядки еще часа два не оттают. Зажарим маисоль, поедим. Тогда и работать начнем. Замечательной ле карро от мороза ничего не сделается. А нам очень даже сделается…
Люс кивнул.
Они свернули на знакомую тропинку.
– Тебе в хозяйских покоях что-нибудь удалось стырить? – поинтересовался Люс.
“Я хотел украсть комбраслет барона”, – чуть не ляпнул Марк. Но вслух сказал:
– Ничего.
– А я умудрился скачать из хозяйской библиотеки семьдесят девять книг.
Люс вытащил из нагрудного кармана жилетки пентаценовую страничку, тронул заскорузлым ногтем правый нижний угол. Экран тускло засветился.
– Вот гадство… Батарейка садится. Хоть бы один кредит, а… Чтоб барон сдох поскорее… – Люс тряхнул футляр листка, экран поярчел немного. – Гляди! – обрадовано крикнул Люс. – “История наполеоновских войн”, потом “Первая война Колесницы”, “Экономический кризис Неронии”, “Проект развития Звездного экспресса на ближайшие двадцать лет”, “Живые корабли Неронии”, “Патрицианские роды Лация”, “История колонизации Вер-ри-а”, “Самые громкие преступления Колесницы”, и так далее, и так далее… Что-нибудь хочешь почитать?
– “Самые громкие преступления”, – хмыкнул Марк.
Дот, что застрял огромным нарывом между двумя полями на горушке, остался здесь со времени последней войны между Лацием и Колесницей Фаэтона. Барон Фейра его не срыл, надеясь под что-нибудь приспособить. Подо что – он сам не знал толком.
Рабы забрались в каменное чрево дота. Бетонные стены, низкий свод. Сохранилась даже стрелковая яма и металлические скобы, к которым был прикован боевой робот. Марк зачем-то посмотрел в узкую щель. Когда-то из щели дота вылетали капсулы автономников; серые цилиндры взрывались в воздухе, посылая в цель струи красного огня. Говорят, боевые роботы, наделенные интеллектом, испытывали вполне человеческий страх. Когда ситуация становилась безнадежной, то есть когда их изощренный мозг высчитывал, что шанс уцелеть меньше одного к десяти, железные вояки бросались наутек. Потому их и стали приковывать. Робот легко уничтожал из своей базуки тяжелый танк или флайер, а вот перерезать цепь не мог. Разве что взорвать вместе с собой.
В центре дота стояла старая бочка. Не бочка, конечно, а пустая капсула автономника, который почему- то не сработал. Начинку давно выпотрошили, а в бочке теперь жгли подсушенную ботву маисоли.
– Странно, – проговорил Люс, оглядывая бочку, – два дня назад она стояла у стены, я точно помню. Неужели…
Он кинулся к куче подсушенной ботвы и поднял охапку. Под ней лежали десять початков маисоли.
– Фу… Слава Аустерлицу! Я уж думал, какая-нибудь сволочь забралась в дот и слямзила маисоль. Сейчас полакомимся.
У Люса в придачу к воде и соли была при себе зажигалка. Через пару минут ботва запылала в бочке. Когда прогорит, Люс положит сверху решетку, на нее – початки маисоли. Каждый початок весил не меньше килограмма. Наесться можно до отвала.
Марк уселся на перевернутую пластиковую корзину, протянул руки к огню.
– Сто корзин нам никак не нагрести, – бормотал Люс. – Даже если будем пахать до самой темноты.
– Зачем? – пожал плечами Марк. – Сколько можем, столько и соберем, не надрывая пузо. Сто корзин – это приманка. Початок маисоли на веревочке перед нашим носом.
– Точно, початок, – согласился Люс.
– Ничего нам не сделают. Барон только грозится, как всегда. Он в прошлом году точно так же лаял. И в позапрошлом году про сто корзин орал.
– Я несколько раз пробовал, но ни разу не сумел.
– Сто корзин никто не собирает.
– Вот если бы император Старую гвардию пустил в дело, мы бы выиграли в Бородино, – мечтательно произнес Люс.
– Не-а… не выиграли.
– Это почему? – удивился Люс.
– Да потому, что нас там не было, – расхохотался Марк.
Весело потрескивала в костре ботва. Марк снял ботинки, откинулся на перевернутую корзину, поднял ноги так, чтобы закоченевшие ступни ласкало тепло. Он знал, что занятие это пустое – стоит надеть вновь ботинки, как ноги тут же онемеют. Но сейчас при-я-тно.
От оплеухи он слетел с корзины, перевернулся в воздухе и грохнулся на бетонный пол. Не сразу сообразил, что произошло. Приподнял голову. В первый миг почему-то подумалось ему, что боевой робот (уж неведомо, откуда он взялся) выбрался из своей стрелковой ямы и решил выдворить непрошеных гостей. Но нет, не робот стоял над ним – Жерар. Надсмотрщик умел подкрадываться неслышно.
– Суки! Кто позволил уйти с поля? А? – ревел Жерар. – Кто?
– З-земля замерзшая… – бормотал Люс, на четвереньках отползая в угол.
– Ах, земля. Ну, я сейчас покажу вам, говнюкам, землю. Сколько раз говорено: работать! Работать! Работать! Бездельники! Мерд!
Новый удар обрушился на Марка. Жерар бил хлестко, но не очень сильно. Так, чтобы ничего не повредить внутри и костей не переломать. Однако пребольно выходило. Раб должен терпеть. Должен… Марк не смог. Когда Жерар ухватил его за плечо, чтобы хлестнуть по щекам, Марк извернулся и всадил зубы в здоровенную руку. С каким наслаждением стиснул он зубы на упругой коже, с каким восторгом почувствовал, что мягкая плоть уступает напору зубов, подается… и ощутил во рту вкус крови.
Жерар взвыл не своим голосом. Оказывается, этот бык по-детски чувствителен к боли!
На сей раз удар был отнюдь не символическим. Марку показалось, что голова лопнула; сам он, нелепо дрыгнув руками и ногами, отлетел к стене. Ударился плечом, локтем…
Однако сознания не потерял. Лишь повертел головой, насколько позволял ошейник, вскочил. И тут произошло что-то невероятное. Марк выпрямился, глянул на Жерара надменно, гневно сдвинул брови и выкрикнул, указывая на дверь:
– Вон отсюда, пес!
Жерар от подобной наглости опешил. Но лишь на мгновение.
В следующий миг Жерар ухватил Марка за шкирку и поволок из дота.
– Ты его задушишь! – пискнул Люс из своего угла вслед.
– Отжил свое, щенок! – ревел Жерар. – Клянусь Аустерлицем, ты сдохнешь! – Глаза Жерара сделались совершенно бешеными, на губах выступила пена. Марк мог лишь беспомощно хватался за державшую его руку. Силы были неравны: здоровяк-надсмотрщик и семнадцатилетний подросток.
Однако свернуть голову рабу – дело отнюдь не простое. Шею невольника защищает толстый ошейник с управляющим чипом и системами контроля. Ошейник сжимает шею мертвой хваткой, избавиться от него
