Женьку. — Господин Вязьков на нашей стороне.
ИНТЕРМЕДИЯ
ПОЛКОВНИК СКОТТ
Вилли Скотт всегда гордился своей фамилией. В детстве он воображал, что в него переселилась душа капитана Скотта, героя начала двадцатого века, который стремился к Южному полюсу, достиг его, но проиграл. И не сумел вернуться. Сил хватило на бросок туда; ко возвращаться проигравшему не было смысла. Скотт был героем эпохи, которую смыла кровь Первой мировой. Осколки ее пытались сберечь до тридцать девятого года. А потом уже не стало ни прежних целей, ни прежних задач.
Маленькому Вилли часто снился один и тот же сон: палатка, холод... (Может ли сниться холод? Вилли был уверен, что может.) Он лежит в спальнике, а снаружи бесится снежная буря, в которой не отличить небо от земли, в снежном безумии не видны следы. Путь потерян. «Белая тьма». Он прислушивается, ждет в надежде, что буря утихнет и можно будет идти дальше. Но ветер воет все громче, палатка ходит ходуном. Моргает крошечный светильник, в нем кончается керосин. Рядом лежат двое товарищей. Спят. Или уже умерли во сне? Шесть дней. Шесть бесконечных дней капитан Скотт сознает, что умирает. Пишет прощальные письма. А всего в одиннадцати милях спасение, запасы продовольствия и керосина. Но Антарктида не отпускает его из своих лап. Он — ее вечный суженый, ее избранник на века. Ноги обморожены, если вернуться — их наверняка ампутируют. Б мире цивилизации и тепла капитан Скотт станет калекой. Но он не вернется. Он останется в этой палатке навсегда. Навсегда в прямом смысле. Палатка превратится в его могилу, пока не растают льды Антарктиды. А они растают не скоро.
Светильник гаснет...
И маленький Вилли Скотт просыпается.
Вместе с пробуждением к нему приходило понимание: то была первая попытка жизни, переполненная ошибками. Есть люди, которые живут во второй раз или в третий. Они все знают — где ошиблись прежде, что нужно исправить. У них получается. А кто живет в первый раз — у того все кувырком, у того неудача на неудаче, но у них есть азарт молодости, жажда действовать, они стремятся к своему полюсу и не отступают. Наверное, Земля наша из тех миров, что проживают свою историю по первому кругу. Потому и ляп на ляпе. А как только по второму кругу жизнь начнется, тогда...
Тут рассуждения Вилли сбивались. Второй круг? Что значит — второй круг? Армагеддон? Уничтожение жизни и возрождение с нуля?.. Когда через несколько лет он попал на войну, то подумал сначала: вот оно, начало нового круга. И никому не удастся избежать уничтожения. Но он уцелел, хотя многие другие, куда более сильные и ловкие, погибли. Третья мировая война выживших приучила к равнодушию, тысячи и миллионы благополучно нарастили носорожью кожу, тысячи и миллионы искали смысл в чужой смерти.
«Союз палача и жертвы», «их мистический брак», «они втайне мечтали, чтобы их уничтожили», — сколько он слышал подобных утверждений? Но в вопле «Покарай!», который якобы дуэтом исполняли палач и жертва, Вилли слышал вовсе не дуэт, а один-единственный голос — утробный вопль палача. Жертва молчала — обрубок языка бессильно бился в переполненном кровью рту.
«Жертву в ров! Палача в кумиры!» — безумствовала толпа.
Вилли решил, что от имени всех погибших и гонимых, всех неудачников, всех достигших полюса, но не сумевших вернуться, будет говорить он, полковник Вилли Скотт. Он был везучий. Три ранения. Первое — в первом бою. Не то чтобы легкое (осколок на излете впился в спину), но сознание не потерял и кое-как доковылял до медчасти, откуда его и эвакуировали. Он — единственный, кто уцелел из всего взвода. Потом много было разных совпадений, везения, встреч. Новые сражения и новые ранения. Впрочем, Вилли никогда не подчеркивал свое геройское прошлое. Главное в его жизни началось после войны, когда открылись врата.
Вот он, второй мир, где можно все начать сначала, не повторять ошибок прошлого, не убивать, а созидать! Вот оно, будущее!
Вилли шел позади рычащего робота-лесоруба, что раскидывал по обеим сторонам просеки могучие стволы, и утирал слезы, что катились по его щекам непрерывно. Он прокладывал дорогу в новый мир. Дивный мир. Будущий главный тракт. Полковник Скотт шел к своему полюсу. Если бы Вилли взял левее, то почти вся дорога, не только до перевала Ганнибала, но и до самого Арколя прошла бы по хронопостоянной зоне. А теперь (и это уже оказалось непоправимо) тракт пролег по границе мортала, по зоне средне-слабого временного ускорения. Поэтому на дороге через год приходилось менять покрытие, поэтому и рушились без всякой причины мосты.
Но первый шаг всегда ошибочен. Даже если его совершаешь во втором мире.
ВОЙНА
Глава 15
За границей мортала снег лежал белой пеленой, и на снежной целине Виктор не мог различить ни единой тропинки. Смеркалось. Сколько времени прошло в хронопостоянной зоне? Бог его знает! Ни у Ланьера, ни у Ли не было нужным образом отрегулированных часов.
Солнце заходило. Виктор смотрел на алый диск и щурился, из глаз невольно текли слезы. Деревья, сугробы — все стало ультрамариновым, а макушка холма сделалась оранжево-красной. Виктор и его спутница брели широкой просекой, увязая по пояс, то и дело спотыкаясь о припорошенные снегом корни срубленных деревьев. Пни под шапками снега возвышались огромными грибами.
Пот лил с беглецов градом, они распахнули куртки, развязали шарфы. После выхода из мортала у Ланьера пошла носом кровь — пришлось несколько раз прикладывать к переносице снег. Тот таял, стекал розовыми каплями на куртку. Кровь унималась, потом опять шла. Похоже, где-то в последний момент беглецы, торопясь покинуть опасную зону, прошли по краю ловушки.
— Что там? — спросил Виктор, указывая на продолговатый холм, занесенный снегом. — Может, блиндаж? Землянка?
— Стволы. Летом спилены, но не вывезены, — предположила Ли.
Подошли ближе. В самом деле, под снегом так и остался лежать штабель сосновых и еловых бревен. Рядом — укрытый снегом треугольник шалаша, виднелась только макушка. Летом тут, видимо, ночевали лесорубы — теперь не было ни души. Пришлось раскапывать вход — лопатку они все же догадались прихватить из брошенного в мортале вездехода. Залезли внутрь, в промерзшее нутро. Под еловыми лапами безвестный лесоруб оставил два термопатрона, пакет сухарей, вечную зажигалку и люминофор. К тому же в мешке у Виктора были еще термопатроны.
— Кто он, наш таинственный спаситель? — Виктор разостлал на лапнике принесенный с собой спальник. Из съестных припасов у них остались единственная пачка сухарей и полпачки пищевых таблеток — все остальное они съели в мортале.
— Скорее всего, он из Валгаллы, — сказала девушка. — Мы частенько отправляем в этот район лесорубов для наших нужд.
Она слила воду из «Дольфинов» в термостакан, вставила в паз химическую ленту. Вода почти мгновенно закипела. Повалил пар. Пили по очереди, обжигаясь. И каждый приговаривал: «Хорошо!»
Они провели ночь в спальнике, плотно прижавшись друг у другу. Без всякого секса. Между ними вместо меча из мифа, меча, который не допускал соития, лежал термопатрон. После того как вышли из мортала, спали часов двенадцать. Могли бы и дольше, но разбудил голод. Резкая боль и урчание в животе не давали заснуть.
Проснулись и тут же кинулись к рюкзаку — за едой.
— Есть надо понемногу, сосать сухари, как леденцы. Иначе начнется понос, — предупредил Ланьер.
— Знаю, — отозвалась Ли.
— Теоретически. А я на практике изучил.
Они снова лежали, прижавшись друг к другу, грызли сухари. Термопатрон едва-едва излучал тепло.
— Ты в самом деле видишь призраков мортала? — спросила Ли.
— Конечно. Они указывали мне дорогу.
— Как императору.
— Что?
— Говорят, ему путь к скале тоже указали призраки. Ведь просто так, без подсказки, по этой зоне никто не пройдет.
Уходить из шалаша не хотелось. После мортала здесь было почти уютно. Но остаться — означало
