Ланьер никак не мог прийти в себя и сообразить, где он. Он только что был на банкете, устроенном в его честь, и вдруг — эта тьма, мерзкий запах, испуганный шепот Димаша. Неужели то был сон, а сейчас — реальность?
— Димаш? Ты жив? — Ланьер качнулся вбок, пытаясь нащупать плечо приятеля.
Да, рядовой Димаш был рядом. Не призрак, не обман. Теплое живое тело. Пока еще теплое и живое. У Виктора сдавило горло.
— Каланжо!
— Это что, перекличка? — буркнул капитан.
— Поверить не могу, что они Орлика убили, — сказал Димаш.
Виктор сглотнул, пытаясь протолкнуть обратно комок, подступивший к горлу и не дававший дышать.
Интересно, где Раф? Малыш уехал вместе с Топом, как приказал Ланьер. Удалось ли им ускользнуть? Или перехватили валгалловцы? Может, про Рафа забыли? Тогда у старшего Ланьера будет шанс спасти хотя бы одного сына.
— Нас тоже убьют, — сообщил Димаш. — Уже приговорили. Увели сразу вслед за вами. Мы думали — вы не вернетесь. А вот, вернулись. Нас привели, а вы спите. Мы не стали вас будить.
— Я не хочу больше спать, — сказал Виктор. Ему вдруг стало невыносимо жаль этих последних часов, потраченных на сон.
— О Господи! И зачем я только пришел сюда, в этот Дикий мир? Я ведь ни разу не превышал порог агрессивности. Честно, меня не предупреждали даже. Я иногда дразнил свою сестренку, — признался Димаш. — Но ведь за это не отправляют на коррекцию психики. Так?
— Дим, только для пятнадцати, максимум для двадцати процентов людей справедлив принцип накопления агрессии, которую им надо непременно избыть за вратами — на войне или в камере пыток. Но за эти пятнадцать процентов отдуваться приходится всем, каким-то макаром они заставляют и нас плясать под свою дудку.
— Может быть, спеть? — спросил вдруг Каланжо. — Для поднятия духа. А то я начну вслед за вами хныкать и причитать.
— Ну, если ты знаешь что-нибудь такое. Подходящее...
— Была одна старинная песенка. Там говорилось про плачущий дождь и могилу... — Каланжо попытался что-то напеть, но помнил только одну строчку: «Der Regen weit am Grab».
— Очень подходит, — вздохнул Виктор. — Но я бы предпочел что-нибудь повеселее.
Дверь заскрипела. Пятно света легло на стену.
— А, Лобов! — хмыкнул Каланжо. — Хорошо новым хозяевам жопу лизать?
— Лучше, чем тебе.
— А я не люблю, когда мне это место лижут. Бабы — это пожалуйста, а мужики... Нет, увольте.
— Ребята, как вы себя чувствуете? Все здоровы? — Терри протиснулась мимо Лобова в камеру.
— А, наш замечательный эскулап! Если бы не вы, мисс Уоррен, Лобов бы подох от перитонита. Что будем делать? Давление мерить? Или температуру? — язвил Каланжо.
— Велели осмотреть вас. Сердце проверить, — сказала Терри строго, как будто от этого осмотра что-то зависело. — Ну и воняет у вас.
— Почки работают исправно, — сообщил Каланжо.
В камере стало светлее: один из охранников, пришедший с врачом, держал два фонаря.
— Сердце у меня бычье, — похвастался Каланжо. — Хьюго его хочет съесть на ужин?
— Снимите рубашку, — приказала Терри. — У вас отличное сердце, капитан, — и Терри добавила шепотом. — Золотое. — Потом сказала громко. — Теперь вы, Димаш.
Виктор стиснул зубы. Почему он не пристрелил Хьюго раньше? Почему? И там, на стене, Судьба уберегла нового генерала. Ланьер понял, что ненавидит само это слово «Судьба».
— Теперь вы, Виктор, — шагнула к нему Терри. — Вас Хьюго просил осмотреть особо.
— Он меня ценит. Вы будете ему служить, Терри?
— Врачи лечат больных при любых режимах. — Терри расстегнула рубаху у него на груди. — Что это за повязка?
— Ожог. Положил слишком близко термопатрон во время сна, вот кожа и слезла.
— Вы лжете.
— Искажаю информацию, такой ответ вас устроит?
— Где вы были все это время?
— Путешествовал. Не всегда по своей воле. У меня хорошее сердце. Жаль, что оно не может разорваться.
Он почувствовал прикосновение металла к коже чуть повыше кисти. На миг. Догадался: Терри надрезала скальпелем веревки на запястьях. Надрезала, но не до конца. Возможно, он сможет их теперь разорвать.
— Ну, вот и все! — объявила Терри громко. — Все трое здоровы.
— Как я рад это слышать, — хмыкнул Каланжо.
— Выходите! — мрачно буркнул Лобов.
— У меня ноги связаны. Как я могу куда-то выйти? — отозвался капитан.
Лобов почесал подбородок, потом достал нож и разрезал веревки на ногах.
— Иди!
— А руки?
— Обойдешься!
Виктора ухватили сразу двое, вытащили в коридор. Потом Лобов перерезал веревки на ногах и у него. Третьим освободили Димаша. Виктор потер одну ногу о другую, разгоняя застоявшуюся кровь.
— Иди! — вновь прорычал Лобов.
Уже? Умирать? Ему нестерпимо хотелось рвануться назад, в камеру, и забиться в угол.
Теперь Виктор разглядел, что с Лобовым пришли как минимум человек шесть здоровяков в форме цвета фельдграу. Значит, точно казнят. Честно говоря, Виктор даже сейчас все еще не верил, что умрет.
— А где исповедник? Мне нужен священник. Я хочу исповедаться. И потом... последняя рюмка коньяку, французского, разумеется, и еще сигарета. Неужели не будет? — Шутовской тон помог прийти в себя.
Выказывать страх перед Хьюго казалось унизительным.
Странно, теперь он даже как будто и не боялся. Только голос стал какой-то чужой, деревянный. А ноги, напротив, — ватными. И какое-то дурацкое веселье в груди...
МИР В ЗОНЕ ВОЙНЫ
Глава 27
Герцог загнал «Повелителя ветров» в ангар. Стальные двери за ним медленно закрылись, ярче сделался свет прожекторов. Герцог выпрыгнул из кабины, не пользуясь лесенкой, мягко опустился на каменный пол. Встречал его только Анджей Кемпински.
— Как прошел полет? — спросил ученый, пожимая протянутую руку Поля.
— Полет? О да, полет отлично. А вот «Нема» малость облажалась.
— Неужели не удалось сдвинуть морталы?
Поль направился к выходу из ангара, Кемпински поспешил за ним, приноравливаясь к шагу герцога. Во всем его облике была какая-то неприятная угодливость, ничего подобного за своим «помощником по науке » герцог не замечал прежде.
— Сдвинуть-то их удалось. Но не так, как я планировал. В мортале оказался вездеход, окованный серебром. Он, как якорь, затормозил движение. Теперь эта штука сидит там гвоздем, и я пока не знаю, как ее вытащить. Разве что... но об этом потом. Как мои гости?
— Неплохо. Очень хорошо. Замечательно... всем довольны...
Ланьер остановился.
— Вы что-то скрываете, Анджей. Что случилось?
— Нет, ничего, — Кемпински попятился.
— Меня не обманешь. Я же виндекс, эмпат. Что?.. — Ланьер выхватил из кобуры пистолет.
— Не стоит волноваться, ваша светлость, — у Кемпински задрожал голос. — Дело в том, что крепость захвачена.