нагишом, весь в мыльной пене, но сжимая в каждой руке по боевому лазеру.
Это всплытие анимала, это явление поразило не только лацийца, но и колесничих, они бессмысленно закружили в своих крошечных капсулах, не зная, что делать. Двое столкнулись друг с другом, третий сам потерял равновесие и грохнулся прямо на тушу анимала. Отскочил мячиком от поверхности.
Марк выполз из дота. Прятаться дольше уже не имело смысла: атакующие сейчас будут стрелять не в кнехтов, а в эту тушу внизу. И не ошибся. Колесничие открыли огонь по анималу. Корвин завопил – одно непрерывное на выдохе “а-а-а” – и принялся стрелять по снующим вокруг живого корабля капсулам. Бил короткими импульсами наверняка. Нельзя было промахнуться: каждый разряд, не нашедший цели, теперь непременно уходил в анимала. Прицелиться, нажать на разрядник, вновь прицелиться. Его напарник тоже выполз из дота, откуда обзор был, мягко говоря, сужен, и открыл огонь.
– Стреляй! – слышал Марк в шлемофоне голос Ви. – У-а-а!
Каждый раз при удачном выстреле наемник издавал победный клич. Гермошлем давно сбросил, рыжие вьющиеся волосы разметались. Рот был оскален в дикой ухмылке. Черная родинка переговорника на верхней губе придавала ему что-то воистину дьявольское.
Батарея анимала первым делом заварила вход грузового лифта. Потом сожгла сгрудившиеся друг подле друга штук десять капсул. Но, надо признать, громоздкий анимал не предназначался для такого боя. Он без труда мог разнести внутренности станции, но уничтожать капсулы поодиночке внутри замкнутого пространства – таких задач перед живым кораблем никто никогда не ставил. И так его батареи разили на минимальной мощности. Теперь он стрелял по одиночным целям. Не промахивался. Но подобная стрельба – для нее есть хорошее старинное выражение. Из пушки по воробьям. После того как капсула атакующего сгорала, часть заряда все равно уходила в стену станции. Повсюду рдели алыми прыщами круги расплавленного металла.
“Если прожжет обшивку, нам хана”, – подумал Марк с неожиданным равнодушием.
Правда, чтобы разрушить прочный корпус станции, требовалось выстрелить из батареи живого корабля на полной мощности. Если анимал не спятит от боли, то этого делать не будет. Мысль эта немного обнадеживала.
Корвин только теперь сообразил, что сирена прекратила свое вытье: давление восстановилось. Анималу, разумеется, не грозит “закипание” азота в крови, но во время ремонта, когда прочные покровы нарушены, живой корабль не может находиться в вакууме.
Колесничие стреляли в анимала непрерывно. В нескольких местах его костные пластины обуглились, в доке воняло горелым мясом. По серым, тяжело вздымавшимся бокам живого корабля все быстрее бежала кровь. Внезапно из бока анимала ударила мощная алая струя почти горизонтально и залила пол металлической галереи, окатила и Марка. В прорехи скафандра на груди и на животе полилась густая жидкость, и он ощутил жар этой… человеческой? – ну да, человеческой крови. Ведь генетически анимал – человек.
– Они его прикончат! Скорее! – истошно вопил Ви-псих, снимая очередного колесничего.
Куда уж быстрее? Марк вставил в рукоять бластера четвертую батарею. В карманчике на груди осталась всего одна запасная. А сколько еще капсул кружили вокруг? Штук десять, не меньше. И деваться им некуда: лифт уничтожен, пути к отступлению нет, так что колесничие будут драться до последнего.
Нападавшие, наконец, вспомнили про немногочисленных бойцов-неров. Один из колесничих развернулся и выстрелил в Корвина. Луч угодил в плиту рядом с ногой. Зашипела, испаряясь, кровь анимала. Корвин отшатнулся, не удержал равновесия, упал. Ви-псих сжег капсулу одним разрядом.
– У-а-а! – вновь раздался победный клич.
Одна из капсул хаотично металась вверх и вниз, расстреливая свои заряды в анимала. Марк никак не мог поймать ее в прицел. Стрелял и промахивался. Наконец разозлился, полоснул непрерывным зарядом наискось и разрезал колесничего пополам. Своего достиг, но опять же задел корабль. Вновь кончился заряд батареи. Сменить! Последняя! Мерд! И тут только сообразил, что вспышек разрядов больше нет. В доке рядом с дымящейся тушей живого корабля плясала одна-единственная капсула колесничего. Две капсулы опустились рядом с Рудгером. Похоже, эти ребята благоразумно решили сдаться. Давно бы так! Один из рейнджеров вылез из своей скорлупы. И тут же луч бластера наискось разрезал обе капсулы. Но второй колесничий остался жив. Он выбрался из изувеченной оболочки и пополз – на одних руках. От ног несчастного мало что осталось. Рудгер подскочил к раненому и вновь полоснул лазерным лучом, рассекая тело пополам. Корвин перегнулся через перила. Ему показалось, что его сейчас вырвет. И вдруг увидел, что одна-единственная капсула танцует внизу, ища выход. Напрасно: на месте шахты грузового лифта, через которую атакующие ворвались на станцию, теперь рдело оплавленное пятно металла. Бессмысленно потыкавшись в стены, колесничий не придумал ничего лучше как опуститься на галерею. Как раз на ту, на которой засели Марк и его напарник.
Но как только капсула опустилась, Корвин выстрелил. Разряд прошел сверху вниз и срезал с одной стороны капсулы крепление бластера. В этот раз излишек энергии попал в стену.
– Сдаюсь, я сдаюсь, – прозвучало по внешней связи.
“Что я сделаю с ним? Убью, как это только что сделал Рудгер? Возьму в плен? В плен – колесничего?” – думал Марк, спеша к добыче.
Ствол бластера на капсуле оплавился, да и саму кабину заклинило. Пришлось пустить в ход молекулярный резак. Корвин вспорол оболочку. Колесничий выполз. Мокрый от пота, в синем комбинезоне с белыми нашивками на груди. Лицо бледное, рыхлое, дрожащие губы. Готов к смерти. Вернее, совсем не готов. Искаженное лицо показалось знакомым. Неужели? Быть не может! Ну да! Да! Клянусь всеми звездами вселенной и самой вселенной – тоже! Это же сын барона Фейра, Анри! Мой бывший молодой хозяин! Маленькая мразь! Вот так встреча! Корвин поднял стекло гермошлема, чтобы лучше видеть. Приказал, направляя в грудь колесничему бластер:
– Руки за голову!
Что делать? Убить его? Разрезать лучом пополам? Изувечить? Рассчитаться за все! За все унижения, за всю боль! Только Анри не поймет. Вот в чем дело – молодой барон никогда не поймет, за что его режут и жгут.
Марк до боли сжимал в руке рукоять. Он должен насладиться местью. Что значит – насладиться? Заставить Анри встать на колени? Чтобы сказал: “Прости! Я не имел права обращаться с тобой, как с животным, не имел права унижать и мучить. Я понял это!”
– На колени! – крикнул бывший раб.
Анри послушно бухнулся на колени. И в этот момент блеснул луч бластера. Стрелял Рудгер. Целился в голову Анри. Но едва не убил Корвина – разряд прошел в нескольких сантиметрах от головы Марка и оплавил стену.
– Что ты делаешь! – рявкнул лациец. – Ты едва меня не прикончил! Кретин!
– Извини! Мне показалось, у тебя не хватит духу. Решил помочь! – отозвался Рудгер, как ни в чем ни бывало.
– Я сам! Это мой пленный!
– Хорошо! Хорошо! – Рудгер помахал бластером. – Но в случае чего знай, я помогу! – наемник пнул изувеченное тело колесничего. – Как они быстро сдыхают! Не успеваешь даже повеселиться.
Анри стоял на коленях, подняв руки, и весь трясся.
Корвин сдернул с пленного кобуру с легким бластером “Мюрат”.
Ну, как, Анри, почувствовал, что значит быть ничтожеством? – хотелось спросить бывшего хозяина. Что толку спрашивать? Этот человек испуган и жалок – спору нет. Но понял ли он хоть что-нибудь? Вряд ли. Приказать ему можно – он выполнит приказ, когда на него направлен смертоносный зрачок бластера. Понять, что Марк – человек, а сила – вовсе не право давить слабого и причинять ему боль – этого колесничий не поймет никогда. Не объяснить ему это. Нет такого учителя, чтобы вбить недоступные истины в его башку. Безнадежен. Тогда, может, лучше его убить? Не способен понять – пусть умрет? Или унизить так, чтобы этот мерзавец осознал, наконец, что это такое – быть рабом?
– Целуй пол! Говори: я – подонок! – приказал Корвин.
Анри покорно ткнулся головой в металлический пол. Всхлипнул:
– Я – подонок.
– Целуй вон там, где пол еще горячий, чтобы губы обожгло! Ну!
