там буквально вырос! На Трехгорке работал мой отец, там часто бывала моя мать. Отец начинал помощником мастера и дорос до заместителя главного инженера фабрики. Мама вообще была специалистом в ткацком деле.
— Ах вот как! Я не знала, — вежливо поддержала разговор Лана.
— Благодаря фабрике я заинтересовался экологией… Шум в цехах стоял адский. Прохоровская мануфактура открылась за два года до наступления девятнадцатого века, и с тех пор там мало что изменилось. Ткачихи закладывали в уши клочки ваты, смоченные водой. Потом уже появились специальные наушники. Ворсинки от пряжи висели в воздухе, многие работницы уходили на пенсию с астмой. А что творилось со сточными водами! И я тогда твердо решил, что человек и природа должны жить в гармонии. Это трудно сейчас объяснить, но первый импульс заняться экологией я получил на фабрике… Вот мы и приехали, — неожиданно оборвал свою речь Соколов.
Лана изо всех сил старалась не замечать ни приветствий постовых милиционеров, ни машины сопровождения, следовавшей за черной «Волгой», ни подобострастной суеты, поднявшейся в маленьком ресторанчике.
«Это не по мне! — с разочарованием и легким раздражением думала она, автоматически включаясь в непринужденный диалог о самых что ни на есть нейтральных и приятных вещах. — Я чувствую себя как на работе и не испытываю к нему ничего, совсем ничего». Но это открытие слегка огорчило Светлану. Официанты сноровисто обслужили их стол — у Соколова оказался отменный вкус. На столе стояли фруктовый салат, нежная и ароматная говядина по-бургундски, хрустящий багет, сыр бри, вино, шоколадный крем со взбитыми сливками. С улыбкой заговорщика пожилой официант наполнил бокалы вином и отошел. Лана растерянно улыбнулась ему в ответ. В полутьме маленького, эксклюзивного ресторанчика ей все-таки удалось узнать немало знакомых лиц, и это ее смутило.
— За что выпьем? — Голос Соколова раздался словно откуда-то издалека.
— За вас, — автоматически отозвалась Лана и приподняла бокал.
— Нет, так не пойдет. — Он поставил бокал на стол. — Ты забыла, что мы перешли на ты?
— Помню. — Она сделала два глотка, вино оказалось терпким на вкус.
Он оперся локтем о стол и положил подбородок на ладонь.
— Света, что случилось?
— Ничего. — Она отщипнула кусочек хлеба и принялась жевать.
«Ну почему он не понимает меня? Вчера я так ясно растолковала ему, что не хочу, чтобы нас видели вместе. Это губит мою репутацию как профессионала! Теперь каждый второй почтет своим долгом сделать мне развязный комплимент или пошлый намек». Она обиженно закусила губу.
— Мы так и не выпили. Предлагаю выпить за нас, так будет правильно. — Он поднял бокал и посмотрел ей в глаза.
Лана кивнула и послушно отпила из бокала. Потом он что-то положил ей на тарелку, она принялась жевать, но не чувствовала вкуса пищи, говорила, но не слышала своих слов, улыбалась… Но разве это была улыбка? «Андрей все испортил и даже не понимает этого. Досадно», — думалось Светлане. Еще вчера казалось, что они подходят друг другу как два кусочка сложной головоломки. А сегодня этот человек был ей не по душе.
За кофе они еще немного поговорили, и спустя десять минут Лана вежливо, даже с некоторой почтительностью, благодарила министра за приятный обед, но при этом наотрез отказалась от приглашения подвезти ее к зданию мэрии.
— У меня сегодня выходной, забыли? — шутливо заметила она и помахала рукой вслед черной министерской «Волге», когда та стремительно пронеслась мимо.
Домой она пришла обессиленная и злая. Нелепая встреча с Соколовым совсем выбила ее из колеи. Лана без конца воображала продолжение диалога с министром, возможно, они смогли бы вернуться к вчерашнему разговору. Он ведь сказал, что не отступится… Но хочет ли она этого? Вот в чем вопрос. Ведь они так мало знают друг друга! Ко всему прочему Светлану все еще тревожила утренняя встреча с журналистом. Он так и не прислал свою статью для сверки. Как бы не пришлось завтра отчитываться перед Ермолаевым за очередной журналистский вымысел.
Лана относилась к своей квартире как к надежному убежищу, но сегодня она чувствовала, что и стены дома не могут защитить ее от злого умысла чужих людей. Она предчувствовала что-то недоброе и долго не могла заснуть. «Не надо драматизировать, — уговаривала она себя, — пусть я и ошиблась в Соколове, но у меня не такая плохая жизнь. Карьера, друзья, увлечения… И если когда-нибудь на горизонте покажется подходящий мужчина, я выйду за него замуж, даже не взглянув в сторону Андрея. Скорее всего. А может, и нет…»
Москва, Комитет по экологии — Белый дом, 14 октября, 10.00-15.00
— Что это с ними? — спросила Светлана Веронику, выходя вместе со всеми сотрудниками «Протокола» из кабинета Ермолаева после совещания.
— А ты газеты не читала? — осторожно поинтересовалась Ника.
— Нет еще. А что там? Неужели? — Она ахнула. — Статья вчерашнего журналиста!
— Ну да, — кивнула Вероника.
— И что же он там пишет?
— Лучше не читай. Ерунду всякую.
— Например?
— Ну, например, что некую переводчицу соблазнил министр экологии, что международные тусовки организуются только для прикрытия сомнительных развлечений заевшихся випов и тому подобное…
Лана почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Не может быть, — простонала она и приложила руку к горлу. — А я-то думаю, почему все смотрели на меня сегодня с любопытством и отчуждением, словно на препарированную лягушку! Ермолаев! Он меня убьет!
Она резко развернулась и почти побежала назад, в кабинет Потапыча.
— Михаил Михайлович, — задыхаясь, проговорила Лана, — что же это такое?
Ермолаев с жалостью посмотрел на переводчицу:
— Ничего, обычная газетная «утка».
— Поверьте мне, я ничего не говорила, что могло быть неправильно истолковано!
— Верю. — Спокойствие начальника постепенно передавалось ей. — Я верю тебе. Более того, я убежден, что вне зависимости от того, что мы сказали бы, текст у редакции уже был готов. Это заказной материал, Лана, — мягко добавил он, глядя на расстроенную переводчицу, — и я даже предполагаю, кто заказчик.
— Как?
— Авторство этой статьи принадлежит скандально известному журналюге по фамилии Ферзь. Он наповал разит жертву своими едкими эпитетами и домыслами, зато читатели в восторге от его неожиданных выводов и открытий.
— Зачем ему понадобилась я? Не понимаю. Я ведь никому не переходила дорогу… — И она осеклась. В молчании прошла почти минута, Лана подняла голову и несмело предположила: — Ковалев?
Ермолаев молча кивнул.
— Ну да, одно время он любил бывать, как ему казалось, в богемной тусовке. Там, наверное, и завел знакомство с этим Ферзем… Надо позвонить Соколову, извиниться, — разглаживая на коленях узкую юбку серо-стального цвета, сказала она, — ведь он попал в эту историю совершенно случайно! А вам-то каково! Мы вас в последнее время только огорчаем: то Ковалев, то Инна, то я…
— Спасибо за заботу. — Ермолаев задержал свой взгляд на серой ленте Москвы-реки, которая была видна из окна. — Не волнуйся, я разговаривал с пресс-секретарем министра и все необходимые разъяснения дал. Могу предположить, что наш уважаемый господин Соколов должен связаться с тобой сам. Как ни странно это звучит, репутация министра из-за этой статьи вряд ли пострадает. Мало ли что пишет «желтая пресса»! А вот твоя репутация… За тебя мы будем бороться. Я нажал кое-какие кнопки, работа ведется. С сотрудниками я поговорю сам.
— Спасибо. — Опустив голову, Светлана пошла к двери.
— Подожди!
