– Вода! – сообщил Лабастьер. – Мы добрались до места привала. Здесь ты сможешь умыться и поесть.
Грег почуял запах жареной рыбы, но не поверил себе. Однако, когда они приблизились к берегу ручья, он убедился в верности своего обоняния: две бабочки-урании на вертеле над костром жарили очищенную рыбешку. Размера она была небольшого, зато ее было много: возле костра лежала целая гора, и Грег накинулся на нее с огромным аппетитом, несмотря на отсутствие приправ, масла и даже соли.
Насытившись, он разделся, подошел к кромке воды и остановился. Ручей был неширокий, метров пять, но течение было сильным. Сквозь чистейшую воду отчетливо виделось каменистое дно. Грег в нерешительности обернулся к Лабастьеру, который, покинув флаер, порхал сейчас рядом с ним.
– Ты чего-то боишься? – спросил тот.
– А тут никакой заразы нету?
– Ты имеешь в виду болезнетворные простейшие формы жизни?
– Вот-вот, именно их.
– Если бы ты знал, в каком виде вы, люди, оставили нам Землю, ты бы ничего не боялся, – заявил Лабастьер. – Подозрваю, что все ее водоемы кипели ни один день.
– О’кей, значит стерильно, – пробормотал Грег и полез в ручей.
Вода была не холодной и не теплой, в самый раз, и она кишела рыбой. Вдогонку император спросил:
– А почему ты боишься смерти? Ты всегда ее боялся?
Интересный вопрос. Уже стоя по пояс в воде, Грег ответил:
– Когда я был маленьким, я был уверен, что, когда стану взрослым, ученые обязательно изобретут таблетки бессмертия. Так что я сильно не грузился…
Договорить он не успел. Рядом проплывала огромная рыбина, и он, шутя, метнулся, словно чтобы поймать ее… И поймал! Выбросив добычу на берег, Грег крикнул:
– Пусть пожарят!
– Хороший ответ, – отозвался император. – Рыба не боялась смерти и будет изжарена…
Грег предпочел не развеивать его иллюзий. «Пусть считает меня умнее, чем я есть. Это полезно».
Сытый и посвежевший, он растянулся на травке, обсыхая. Потом перевернулся на живот, протянул руку и подтащил к себе одежду. Залез в «карман», достал «книгу», открыл наугад и прочел:
Он перечитал то же самое вслух и спросил Лабастьера:
– О чем это?
– А ты не понял? – вопросом на вопрос отозвался тот.
– Я понял, но я хочу проверить, правильно ли я понял.
– А как ты понял?
«Да, и среди бабочек встречаются евреи…»
– Ну… Что если смерть неизбежна, то не стоит и унижать себя страхом. Нужно принять ее и даже, возможно, увидеть в ней некую высшую красоту…
– Молодец. Ты обозначил почти все семантические пласты. Но есть и еще один, довольно важный. На современной Земле там, где водятся осы, не бывает холодов. Для них это событие уникально. Они никогда не видели ни инея, ни снега… Им не страшно умирать еще и потому, что они познали нечто необыкновенное. Что, возможно, стоит жизни. И еще одно. У махаон эта интонация присутствует почти всегда: любое действие бессмысленно, высшая добродетель – в созерцании.
6
Выпуклый мудрый рыбий глаз
Смотрит со дна ручья.
Рыба не хочет даров от нас,
Значит она ничья.
Стоит же ей захотеть, тотчас
Она – и твоя, и моя.
Город махаон уже виднелся вдалеке сероватым холмом. То, что это город, Грегу сообщил император, сам бы он не догадался.
– Мы почти пришли, а ты так и не выполнил свое обещание, – напомнил Грег. – Согласись, я-то сообщил тебе то, что ты хотел узнать.
– Но это было не так-то много… Ладно. Объясняю. Я ищу, но никак не могу найти достаточно вескую причину для того, чтобы вернуть твоих соплеменников к жизни.
– То есть, ты не разбудишь их?!
– Я этого не сказал. Я ищу.
– Неужели ты не понимаешь: для того, чтобы делать добро, вовсе не обязательно иметь какую-то
