– Убей нас, если мы тебя не достойны. Как ты убил околдованных т’ангом жителей соседнего селения. Убей всех. Пусть останется один идеальный король. Который, правда, тоже, когда прижмет, нарушает свои законы.
Нечленораздельно выругавшись, Лаан сплюнул на землю и виновато глянул на Лабастьера.
– Может быть, нам стоит сменить тон? – спросил тот.
– Да, мой король, – отозвался Байар. – Простите мне мою дерзость.
– Хорошо. Назовем ее смелостью. А смелость я уважаю. Скажи, неужели все эти бабочки не признают закон квадрата и не живут по этому закону?
– Многие из них, чтобы не вступать в конфликт с законом, создавали семейные квадраты. Но лишь формально. Живя под одной крышей, маака и махаоны никогда не делили ложе, да и хозяйство, как правило, вели раздельно, поделив дом на две половины. Это стало традицией нашего селения. Внешне все выглядело гладко, и я тоже хотел идти этим путем. Но Наан физически не переносила ложь и лицемерие. Неправа она была только в том, что делала ставку на силу. Мы чтим ее, но полагаемся прежде всего на вашу мудрость.
– Скажи честно, Байар, маака и махаоны у вас враждуют?
– Подобное случается. Но не чаще, чем в любом другом селении. И не чаще, чем маака враждуют с маака, а махаоны с махаонами.
Король покачал головой, а затем, глянув вверх, крикнул:
– Ракши!
– Да, Ваше Величество! – откликнулся тот.
– Лети к отряду и дай отбой тревоги.
– Есть, Ваше Величество, – крикнул тот и полетел к гвардейцам на окраину пустыря.
Лабастьер вновь посмотрел на Байара и, кивнув на Ракши, сказал:
– Когда он сядет, ты отпустишь всех по домам. Останешься только ты и две-три бабочки, наиболее компетентные в затронутом нами вопросе. По сути, мне все ясно, но истину будем искать вместе. И, боюсь, разговор предстоит долгий.
3
Пение птицы – бабочке радость.
Не потому, что песня взлетает
В высь неизбывную, в светлую благость.
Не потому, что музыка манит
В даль и дарует вечную младость.
А потому, что клюв птицы занят.
По команде Байара, передаваемой из уст в уста, а потому многократно повторенной и превратившейся в гул, бабочки взмыли в небо и разлетелись в разные стороны. На пустыре остались только Лабастьер, Лаан, Байар, еще один самец махаон и ослепительной красоты самка маака.
– Позвольте представить вам, – сказал Байар, – моих друзей и соратников Дент-Геллура и Сиэнию. Они – муж и жена.
– Вот как?! – вскричал Лаан. – Значит, все-таки в квадрате?!
– Нет, – покачал головой Байар. – Но у нас случаются и такие браки. Если влюбленные решают, что быть вместе для них важнее, чем продолжить род.
– Но это же противоестественно! – воскликнул Лаан.
Юная самка стрельнула в него лиловым взглядом из-под длиннющих ресниц и отчеканила:
– Болван!
– Оп-паньки! – округлил глаза Лаан.
– Не спеши с оценками, друг, – посоветовал ему Лабастьер, вспомнив недавние слова Мариэль. – Насколько я понимаю, удивиться нам предстоит еще не раз.
– Мой король, – вновь обратился к нему Байар. – Я не приглашаю вас в свое холостяцкое жилище, но, думаю, нам будет лучше отправиться в дом Геллура и Сиэнии. Не в чистом же поле решать государственные вопросы.
– Вас ждет радушный прием и вкусный ужин, – добавила самка. – Все давно готово.
– Похоже, вы были уверены, что король будет плясать под вашу дудку! – воскликнул Лаан, не скрывая неприязни и сверля Байара взглядом.
– Уверены мы не были, – холодно отозвался тот, – но очень надеялись на королевское здравомыслие и великодушие. – Он обернулся к Лабастьеру. – Полетели?
– Мой король! – возмутился Лаан. – Разрешите сказать вам два слова конфиденциально!
Ситуация назрела неловкая, но Байар легко разрешил ее:
– Летите вперед, в сторону вашего отряда, а мы вас догоним.
Когда друзья взлетели, король нахмурился:
