Луи Буссенар
ОСТРОВ В ОГНЕ
ОТ РЕДАКТОРА
ГЛАВА 1
Голос полковника прозвучал как сигнал боевой трубы:
— Трензеля[2] снять!
На быстром галопе полк тотчас остановился. Фырканье лошадей. Позвякивание металла. Лихие кавалеристы соскочили с коней, выполнили приказ и вновь вспрыгнули в седла.
Встав на стременах во весь рост, полковник взмахнул массивным коротким клинком и, слегка повернув голову, прикрытую большой серой шляпой с приподнятыми спереди полями, отдал новую команду:
— Мачете[3] изготовь!
Точно волна пробежала по рядам бойцов, мощный возглас огласил округу:
— Да здравствует свободная Куба!
Полк рванулся вперед. Размахивая страшным оружием — мачете, всадники не пытались удерживать разгоряченных коней — напротив, немилосердно взбадривали их шпорами.
Бешено скачущие животные слились в единую плотную массу. Казалось, ничто, кроме смерти, не остановит их. Великолепное, потрясающее зрелище!
Не зная страха, бойцы, охваченные любовью к родине, мчались, полные решимости, навстречу почти неизбежной гибели. Храбрецы, казалось, не обращали внимания на посвист пуль вражеской пехоты.
— Вперед! Да здравствует свободная Куба!
Полковник, по обычаю повстанческих командиров, всегда показывавших пример бойцам, несся, высоко подняв саблю, метрах в двадцати пяти впереди войска. Обрамленное черной бородкой, красивое благородное лицо его искажала гримаса ярости — глаза горели, на матовой коже щек пылали красные пятна.
Человек действия, он казался олицетворением того, кто был нужен именно в этот момент, именно для этой отчаянной атаки. От него сейчас зависела участь всей армии повстанцев.
Полковник твердо знал, что атака не должна задохнуться. Кавалеристам любой ценой следовало вклиниться во вражеские ряды, влететь в них как снаряд. Потому командир и решил прибегнуть к последнему средству, в свое время использованному лордом Кардиганом при наступлении на Балаклаву[4]. Английский генерал приказал тогда снять с лошадей трензеля, чтобы солдаты не могли, приди кому-то в голову такое желание, удерживать коней. В штурме участвовало шестьсот человек. В живых осталось сто тридцать! Но… они спасли британскую группировку.
Теперь расстояние между кубинскими кавалеристами и испанскими пехотинцами стремительно уменьшалось. Чаще и чаще раздавались беспорядочные выстрелы. На скаку замертво падали лошади. Стоял невообразимый гам. Даже смертельно раненные, солдаты не выпускали из рук мачете, кричали:
— Да здравствует свободная Куба!
Но вот сквозь грохот боя едва прорвался стон, в котором смешались и боль и гнев. Полковник на секунду обернулся и прошептал:
— Бедная Долорес!
Где-то за его спиной, в первых рядах атакующих мелькнула развевающаяся на ветру элегантного покроя амазонка[5]. В окружении всадников скакала удивительно красивая девушка, раненная в левую руку. Кто-то попытался помочь ей. Но она, не обращая внимания на кровь, резко ответила:
— Оставьте! Оставьте!.. Я тоже боец.
Всадница из последних сил держалась в седле, сжимая здоровой рукой револьвер.
Казалось, атаку кубинцев не отбить — испанцев, истерзанных лихорадкой, бледных от малокровия, изнуренных нещадным тропическим солнцем, было мало. Но, тоже верные знаменам своего отечества, необыкновенно смелые, дисциплинированные и решительные, они не собирались отступать.
Хорошо знакомый, но от этого еще более ужасный клич кубинцев «Мачете изготовь!» застал солдат его величества[6] врасплох, а чудеса ловкости, что проявляли мятежники, орудуя бритвенно отточенной сталью, насаженной на деревянные рукоятки, вынудили испанцев рассыпаться цепью и, используя малейшую неровность ландшафта — кусты, камни, кочки, — вести лишь одиночный огонь.
И подобно присутствию красавицы Долорес в рядах повстанцев, волну восхищения вызвало появление за первой линией оборонявшегося противника другой прекрасной женщины.
В короткой голубой юбке из грубой ткани и в такой же блузке, в изящных, но прочных полусапожках, в каске, на прелестной головке почему-то схожей с кокетливой шляпкой, она стояла в тени мангового дерева и, стараясь сдержать волнение, наблюдала за ходом боя.
Простой и в то же время элегантный костюм девушки дополняли широкий пояс с револьвером и сумка военного медика через плечо. На левой руке белела повязка с красным крестом.
Совершенно очевидно, юная особа не была креолкой[7]. Кудряшки, выбивавшиеся на лоб, быстрый взгляд светлых глаз и румянец на матовой коже выдавали ее европейское происхождение, а излучавшее живой свет лицо с мягкими и одновременно решительными чертами было из тех, что справедливо называют незабываемыми.
Под сенью дерева манго рядом с повозками и носилками находились еще около двадцати санитаров. Один из них укрепил на самой вершине кроны флаг Красного Креста[8] .
Капитан, направляя огонь бойцов, крикнул по-французски:
— Осторожнее, мадемуазель Фрикет!
Сестра милосердия пожала плечами, как бы говоря: «Чему быть, того не миновать». Офицер настаивал:
— Спрячьтесь хотя бы за дерево… Сейчас начнется такое!..