поэтому позволяли совершать их зачастую совсем безнаказанно.
Бобино быстро это сообразил и очень расстроился. Он понял, что не может рассчитывать на помощь ни французского консульства, ни полиции Неаполя в случае, если с тремя девушками произойдет что-нибудь неприятное. Надеяться на Березова вообще было бессмысленно, видя его странное состояние. Парижанин осознал, что остается единственным защитником для них всех.
Он решил, что Жермена рассуждает очень здраво, полагая необходимым уехать как можно скорее во Францию.
Но захочет ли князь покинуть Италию?
Естественно, Жермена, стольким обязанная Мишелю, не могла покинуть его одного, хотя в приступе гнева и сердечной боли она говорила о готовности убраться отсюда, даже не оставив адреса.
Однако Мишель несомненно пребывал в ненормальном состоянии, Жермена уже не сомневалась в этом.
Оскорбление, которое он нанес ей, было, конечно, ужасным, но можно ли держать злобу на человека, не отвечающего за свои слова и поступки… Ее охватывал страх, когда она вспоминала, как князь спокойным голосом, словно в состоянии галлюцинации, твердил: «Я покончу с собой… Скоро… Так надо!» Чувствуя, что он исполнит страшное намерение, девушка решила неусыпно наблюдать за Мишелем с помощью сестер и Бобино. И в то же время исподволь напоминать о необходимости отъезда домой.
Да, это, конечно, правильнее и благороднее, чем то, что она задумала в гневе: бросить несчастного одного, больного, и скрыться в огромном Париже.
Два дня князь как будто не замечал домашней слежки, но оставался мрачным и чем-то озабоченным. При этом он ел с аппетитом, пил довольно много вина, непрерывно курил русские папиросы и ни словом не вспоминал о том, как был захвачен бандитами, и не повторял Жермене чудовищных предложений соединиться навсегда с ее палачом.
Березов охотно прогуливался в экипаже, а иногда и пешком в сопровождении Бобино и Жермены, держа ее под руку.
Вскоре он пожелал пойти на берег моря и отведать фрутти дель маре[77] – излюбленное лакомство неаполитанцев.
Место, куда они пошли, в три часа всегда полно отдыхающих, так что можно было не опасаться нападения.
Друзья гуляли уже около часа, Мишель даже повеселел под воздействием оживленной неаполитанской толпы.
Подошли к группе рыбаков, одетых по здешним обычаям весьма живописно. Один из них, по-видимому старший, разговаривал с тремя англичанами в клетчатых костюмах, с биноклями на длинных ремешках и с бедекерами[78], гости непрерывно их листали, отыскивая слова для объяснений с итальянцами.
Старший из рыбаков посмотрел на Березова пронзительным взглядом, от которого тот весь передернулся, это почувствовала Жермена, они с князем шли рука об руку.
При виде этого рыбака девушка тоже пришла в ужас: их взгляды на мгновение встретились, и она едва удержалась от того, чтобы назвать проклятое имя…
Она совладала с собой, но подумала: неужели это он? Не померещилось, разве не встречается удивительное сходство между людьми, совершенно разными по национальности и происхождению? Что общего может быть между этим моряком, одетым в болтающиеся на ногах штаны, грязную белую рубаху, красный колпак – и элегантным великосветским развратным преступником?
Рыбак сказал англичанам несколько слов по-итальянски, смысл их Жермена не поняла.
Иностранцы ответили «йес»[79] и захлопнули бедекеры. Туда, где они стояли, подошла большая группа портовиков, наполовину грузчиков, наполовину лаццарони[80]. Они жестикулировали и пели. На какой-то момент эти люди оказались между рыбаками и Мишелем, Жерменой, ее сестрами и Бобино. Возникла небольшая сутолока, и девушка почувствовала, что князь, вместо того чтобы в толпе крепче держать ее за руку, напротив, выпустил из своей.
Она закричала:
– Мишель… друг мой… куда вы? – и успела мимолетно увидеть его печальный взгляд. И тотчас Березов побежал прочь, расталкивая толпу. Похоже, он действовал, повинуясь все той же таинственной неодолимой силе.
Когда толпа прошла, Мишель уже исчез.
Бесполезно было бы его искать среди шумной гурьбы веселых южан. Вроде промелькнуло, что русский сел в лодку с несколькими рыбаками и англичанами, но это могло лишь показаться.
Страшно расстроенные, все вернулись в отель, решив никому не говорить о новом исчезновении князя, на этот раз, кажется, вполне добровольном.
Правда, Бобино тайком от сестер сбегал в российское представительство, где консул принял его без проволочек, внимательно выслушал и сказал:
– Друг мой, ведь князь – красавец и, наверное, имеет большой успех у женщин, и мне остается лишь посочувствовать прелестной особе, которая живет вместе с ним и с вами в отеле на улице Умберто.
Березов пропадал сутки. Жермена не могла ни есть, ни пить, ни спать, пребывая в страшной тревоге.
Эта семейная драма случилась в воскресенье, а во вторник князь явился на извозчике и вел себя так, будто не произошло ничего страшного. Только выглядел он бледнее и мрачнее прежнего.
Встревоженные друзья пытались расспрашивать, он устало отвечал:
– У меня была куча дел… ходил к нотариусу, к разным чиновникам… обменивался телеграммами с Парижем… с Петербургом… что-то покупал или продавал… не помню точно… слушал скучное чтение гербовых бумаг… подписывал… подписывал… подписывал… Оставьте меня в покое!.. Я хочу смеяться, есть… пить… забавляться… У меня осталось совсем мало времени, чтобы повеселиться… Жермене надо быстрее выходить замуж за графа Мондье… Потому что я покончу с собой… очень скоро… Это решено… Так надо… По-иному невозможно!
Молодой человек сомкнул губы и на все дальнейшие вопросы отвечал молчанием, как упрямый ребенок или как помешанный.
С этого момента друзья начали еще зорче следить за ним, боясь, что он приведет в исполнение фатальное[81] решение.
И все-таки им не удалось предупредить катастрофу, она произошла совершенно неожиданно. Князь все время тайно готовился к самоубийству и сумел всех обмануть.
После того, как он был задержан, а потом отпущен синьором Гаэтано и его бандой, он совершенно запустил все денежные расчеты. Пребывание в отеле на улице Умберто стоило дорого, и хозяин, не получив ничего за три недели, прислал счет.
Выписана была очень большая сумма, поскольку Березов вел роскошную жизнь, удовлетворяя все свои прихоти миллионера и принуждая спутников к такому существованию, хотя они охотно предпочли бы гораздо более скромный быт.
Хозяин гостиницы готов был распластаться во прахе перед князем, получив плату, но если у должника паче чаяния не окажется денег, намеревался не церемониться. В обычное время Мишель достал бы из бумажника пачку банкнот, бросил на серебряный поднос и сказал бы кратко:
«Получите».
Но тут он холодно, с отсутствующим видом заявил, что у него нет ни сантима, ни лиры, неизвестно, когда у него появятся деньги, и это вообще мало его интересует…
Управляющий поднял плечи и величественно пошел доложить хозяину. Жермена, находившаяся в этот момент подле Мишеля, ужаснулась, узнав о его внезапном и необъяснимом обнищании.
Привыкшая жить, соблюдая бережливость, экономя каждую монету, аккуратно за все расплачиваясь, предпочитая отказывать себе во всем, девушка почувствовала непереносимый стыд, так же как и ее сестры и Бобино.
С их понятиями честных бедняков, им казалось, что они совершили кражу, роскошно живя за счет человека, ставшего почти сумасшедшим и оказавшегося теперь на мели.
