Бледные, испуганные, друзья неудачника попятились:
– Конюх нас предал. Лошадь не напоили!
– Я сниму с него скальп![31]
– Спасаемся, мы влипли!
– Тихо! Надо подождать!
На арене появился Гризли-Бен, сопровождаемый людьми с дубинками, кнутами и металлическими прутьями.
Зрители просто неистовствовали.
Незнакомец до последнего момента оставался абсолютно безучастным. Теперь он быстро встал и устремился на арену. Увидев, что Гризли-Бен собирается поймать Манкиллера, он остановил его:
– Пусть уберут труп. Остальное я сделаю сам.
Через несколько минут незнакомец и жеребец остались один на один. Лошадь прижала уши, клацнула зубами и встала на дыбы.
Молодой человек держал в правой руке лассо, левой сжимал кнут. Внезапно он размахнулся и изо всех сил хлестнул коня по окровавленным ноздрям и разинутой пасти.
Лошадь оторопело отступила и тут же яростно бросилась на человека. Незнакомец с удивительным хладнокровием и ловкостью заарканил передние ноги Манкиллера, резко прыгнул в сторону и потянул за лассо.
Жеребец споткнулся, потерял равновесие и тяжело упал на бок. Он отбивался, взбрыкивая копытами, и яростно ржал от бешенства и боли. Молодой человек обрушил на поверженную лошадь град ударов тяжелой плеткой из бычьей кожи.
Публика восхищенно взирала на происходящее. Тишину нарушало лишь хрипение животного и сухие удары кнута.
На некоторое время жеребец притих.
Молодой человек подошел к коню, ослабил петлю и, потрепав его по шее, насмешливо проговорил:
– Ну, давай, малыш, поднимайся, не бойся!
Услышав его голос, жеребец вскочил на ноги. Разъяренный, с бешеными глазами, он готовился снова устремиться на обидчика. Но несколько секунд оставался неподвижен, видимо собираясь с силами. В это время незнакомец ловко прыгнул ему на спину.
Трибуны взорвались! Началась решающая и, может быть, смертельная схватка!
Жеребец тут же предпринял самые отчаянные и неожиданные броски, чтобы скинуть седока: яростное брыкание, Прыжки, внезапные остановки, рывки, резкие повороты и прочее. В середине арены клубилось облако пыли, откуда Доносились топот копыт, ржание и клацание челюстей.
Временами можно было видеть человека, казалось прилипшего к спине обезумевшей лошади.
Согнувшись, собравшись в комок и яростно работая шпорами, он использовал старый индейский способ укрощения. Известно, что краснокожие – ни с кем не сравнимые укротители, обладающие ловкостью обезьяны ц мощью атлета.
И это без седла, уздечки и стремени! Только сила и сноровка, подкрепляемые стальными мышцами и невероятным проворством! Разумеется, на такое способны далеко не все.
– Браво! – кричала толпа. – Браво! Это настоящий индеец!
Цирковые артисты и работники волновались не меньше зрителей. С особенным любопытством наблюдали за происходящим на арене великолепные цирковые наездники – большие мастера своего дела и беспристрастные судьи.
Никто из них, однако, не осмелился бросить вызов Манкиллеру – лошади-убийце. Подавшись вперед, на дорожку, они с напряженным восхищением и не без чувства зависти смотрели на удивительного всадника.
Стоящий в первом ряду Гризли-Бен тихо сказал:
– Это бесподобно, честное слово! Если молодец не сломает себе хребет, я возьму его в труппу за тысячу долларов в месяц!
Рядом с директором с зажатым под мышкой кнутом стояла восхитительная девушка лет восемнадцати, дочь знаменитого импресарио, мисс Джейн – звезда и гордость цирка!
Смуглая, с большими голубыми глазами, матово-белым цветом лица, в кокетливой шляпке-амазонке, темно-синей кофточке, плотно облегающей грудь, она восторгалась не меньше отца:
– Никогда не видела ничего подобного! Отец!.. Мне кажется, это сам Бог… на лошади!
Столь пылкое и наивное сравнение заставило директора улыбнуться и вспомнить что-то давно забытое.
– Значит, Бог!.. Ну что ж, мой друг… если вам так нравится! И хоть я скуп на похвалу, не могу не сказать: это замечательно!
– Отец! Вы – единственный, кто в свое время мог бы добиться такого же успеха!
– Да!.. Лет двадцать пять назад, когда с моим другом Железной Рукой, вождем племени команчей, мы укрощали диких быков в Рио-Гранде. И делали это верхом на лошадях. Я готов любоваться нашим смельчаком бесконечно, Он напоминает мне мою ковбойскую юность. Отец! Смотрите! Да смотрите же! Ах, браво! Браво!..
До сих пор незнакомец защищался. Теперь он перешел в атаку. Молодой человек нанес мощный удар по голове обезумевшего животного свинцовым наконечником жгута и одновременно пришпорил жеребца, оставив на его боках два заметных следа.
Ошалевший от боли, но не сдавшийся, Манкиллер попытался укусить бесстрашного седока за ногу.
Бах! Второй удар по белой звездочке на лбу. Норовистый конь приготовился лечь на землю… перевернуться…
Незнакомец в третий и четвертый раз ударил лошадь, яростно вонзая шпоры в бока.
Оглушенный Манкиллер затряс головой и начал мелко-мелко дрожать.
Почувствовав близкую победу, молодой человек решил разом довести дело до конца. Он сполз ближе к крупу[32] животного, обхватил его ногами у впадины, там, где кончаются ребра, и начал постепенно сжимать… сжимать… сжимать.
Опоясанный, словно железным обручем, жеребец в изнеможении остановился.
Он еще пытался сопротивляться, но дыхания уже не хватало! Он заржал сначала жалобно, потом – хрипло. Широко раздвинув ноги, Манкиллер подрагивал всем телом.
Последняя судорога, последняя отчаянная попытка дать отпор… и ошеломленные зрители увидели, как животное, медленно подгибая колени, стало опускаться и наконец упало на живот.
Молодой человек спрыгнул на землю, схватил задыхающегося коня за ноздри и властным движением накинул на челюсть петлю из лассо. Манкиллер продолжал дрожать всем телом. Белые хлопья пены испачкали черную масть, взгляд будто потерял прежнее выражение кровожадности, потускнел.
Незнакомец склонился и обдал ноздри лошади медленным глубоким дыханием. И – о, чудо! Черный жеребец больше не сопротивлялся, даже не шевелился. Он неподвижно застыл на месте, вздымая бока и поводя вокруг бессмысленным взглядом, словно находясь в гипнотическом состоянии.
Манкиллер укрощен!
Трибуны ликовали, а бесстрашный наездник схватил лассо, ставшее уздечкой, и вскочил на спину лошади.
Он вынул из кармана револьвер и несколько раз подряд выстрелил вверх над ухом коня. Животное вскочило и в бешеном галопе устремилось вперед.
Два круга в яростном темпе, затем легкое движение лассо – и Манкиллер послушно остановился на луже крови, где чуть ранее он размозжил голову своей одиннадцатой жертве.
Трудно передать обычными словами чувства, овладевшие публикой. Это был не просто восторг, а какое-то массовое сумасшествие.
Вскочив с мест, возбужденные зрители устроили победителю грандиозную овацию, какой обычно удостаивают подлинных героев и гениев.
Работники цирка обступили ковбоя в едином, сердечном порыве. Наездник принимал неловкие, но искренние поздравления. Кто-то протягивал руки… Кто-то осмелился даже толкнуть Манкиллера, кровожадного убийцу людей, а сейчас совершенно безобидного, ставшего для молодого человека его рабом,
